— Ну вот, а если всё пойдет как надо — я поднимусь на палубу по якорной цепи и тихо
— Да, я всё помню, Джим.
— Ой ли? Ну-ка повтори — про свои действия по резервному плану!
— Если в течении семи минут — досчитать до четырех сотен — я не получу от тебя знака, я должен считать тебя погибшим. Тогда я разобью весь запас «коктейля молот» прямо о борт — он просмоленный, загорится отлично. Устроив этот отвлекающий, пожар, я вернусь на «Светлячок», ждать штурмовую группу. Всё ли точно?
— Видишь ли, Ник… — вздохнул Бонд. — Мне не раз доводилось иметь дело с коммандос, и я знаю вашего брата как облупленных. Не получив сигнала, ты наверняка полезешь меня выручать, сочтя отход за «трусость и шкурничество»… можешь даже не отвечать! Так вот: если через семь минут сигнала не будет — это значит, что я действительно,
— Да, сэр. Так точно, сэр.
— Ну, тогда — с Богом! — коммандер, широко перекрестясь, поправил абордажный тесак на перевязи и с чувством продекламировал в пространство:
— Что у вас тут за бардак? — брюзгливо осведомился Посол по особым поручениям генерал фон Федермессер, озирая запертую дверь тюрьмы («Желая Башня» старой Альтштадтской стены), перед которой притормозил их возок по пути к Замку. — Спят они там все, что ли? А ну-ка, Руди — устрой им побудку в своей неподражаемой манере!
— Рады стараться, вашество! — радостно осклабился тот и, покинув кОзлы, забарабанил кнутовищем в окованные железом дубовые доски. — Открыффай!
На сей раз внутри завозились и, не мешкая, приоткрыли смотровую щель. Каковое слово — «щель» — грубиян Шпаннер тут же и обыграл в самых разнообразных коннотациях.
— Дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие, — отозвались изнутри (судя по дикции — сплюнув при этом). — И вообще — отвали от охраняемого объекта на уставные десять шагов, остроумец хренов!
— Ладно, сержант, — веско вступил со своего места посол, — и правда, хватит уже шуток. Примите у нас арестанта, и дело с концом. А то нас, поди, заждались уже в Замке, и досадуют на вашу нерасторопность.
— Какого еще, к дьяволу, арестанта? Нет у нас никаких приказов на сей счет! Вы, вообще, кто такие?
— Ты, может, еще и меня не признаёшь, Генрих Майгель, сукин ты кот? — вновь заорал Шпаннер. — А это тебе не хрен собачий, а Его превосходительство особый посол, понял, дубина ты стоеросова? А ну, зови, давай, начальника тюрьмы! — и при этих словах он заговорщицки подмигнул курляндцам.
— Да нету его, Руди, откуда ему тут взяться, в такую рань? — примирительно сбавили тон за дверью.
— И что — пока тот глаза продерет, так и будете Его превосходительство на улице морозить?
— Ладно-ладно, не разоряйся! — наконец решился тюремщик. — Пускай идут в тюремную канцелярию и объясняются там с дежурным. Только чтоб всё оружие мне при входе сдали, без никаких — хоть послы они, хоть кто!
Тюремный чиновник в канцелярии, в чине младшего аудитора, был настроен менее миролюбиво:
— Извините, Ваше превосходительство, но у меня нет на сей счет никаких приказов и распоряжений! Я впервые слышу про каких-то «курляндских ведьм» — а должен бы! Я не могу ее вот так вот
— Послушайте, аудитор, я не знаю, в каких именно бюрократических шестеренках застряли бумаги. Примите ее пока на временное содержание — а бумаги вам подошлют сегодня же, еще до обеда: мы сейчас едем в Замок, и переговоры я начну с решения этого вопроса, слово чести. Ведь не могу же я, право-слово, таскаться по городу с ведьмой на цепочке, как с любимой собачкой!
— Ну а я-то тут при чем? У нас тут, чай, не ночлежка!