Rossija (reload game)

— Ладно, — уступил посол; он был, несомненно, железный человек: просто-таки видно было, как он загоняет свое бешенство в желчный пузырь. — Тогда давайте письменный отказ: так, мол, и так, я, аудитор имярек, отказался принять на временное тюремное содержание ведьму, ввиду недостачи сопроводительных документов; об общественной опасности пребывания на улицах города активированной ведьмы осведомлен; число-подпись. Пишите!

— Ах, вы во-от как ставите вопрос… — протянул тюремщик.

— Ну, а как еще?

Чиновник взвесил возникший расклад, понимая, что уже влип: разговор идет при свидетелях (помимо посла с его секретарем, в канцелярии — пара своих, да еще и за приоткрытой дверью маячат чьи-то любопытствующие физиономии), и при нынешнем уровне ведьмофобии в городе объяснить такой отказ будет непросто. Начальник тюрьмы очень удачно для себя не случился на месте, и перебросить тому с рук на руки эту горячую печеную картофелину не получится — крайним вышел он… Аудитор сделал последнюю попытку отползти:

— А откуда мне знать, что она — ведьма? На ней, чай, не написано!

— Очень даже написано! — ухмыльнулся посол, адресуясь уже в основном к тем, маячащим за дверью, тюремщикам. — Вот, гляньте-ка, служивые!

По его знаку секретарь-телохранитель высоко задрал мешковину, явив всё тело девушки взорам присутствующих; по присутствующим прошел единодушный стон вожделения «А-ахх…»

— Обратите внимание, аудитор, на это очаровательное родимое пятнышко на ее очаровательном животике. Что скажете теперь?

— Н-ну… — промямлил тот. — Против такого, конечно, не возразишь…

— Господин аудитор! — всунулись в дверь две ухмыляющиеся физиономии. — Мы с Францем чота ее не разглядели — а можно еще разок, без спешки?

— Валяйте, — вяло махнул рукою тот: а, пропадай оно всё пропадом, пускай верхнее начальство разбирается…

Девушку вывели в тюремный коридор, крепко взяв под руки. Та двигалась как сомнамбула, низко опустив голову и бесцельно ощупывая мешковину своего рубища, будто надеясь отыскать там напоследок нечто для нее важное. Из коридора донеслось веселое: «В очередь, сукины дети, в очередь!»

— Ты бумагу-то нам всё-таки выпиши! — благодушно понукнул аудитора посол. — Так, мол, и так, принял на ответственное хранение в кондиционном состоянии…

— Чего писать-то? — чиновник хмуро придвинул к себе бумажный лист и выжидательно обмакнул перо.

— Давай так… — и Его превосходительство посол по особым поручениям мотивированно шагнул к столу аудитора, заняв позицию у его плеча и указывая пальцем на правый угол будущего документа. — В исходящих у нас будет значиться…

Последнее, что увидал при этих словах чиновник, был тот бумажный лист на темной дубовой столешнице, разлетающийся во все стороны ослепительно-белыми рваными клочьями; придушенного стона второго тюремщика, к которому как раз обернулся с каким-то вопросом секретарь-телохранитель, он уже не услыхал…

— Ключи!

— Успеется! За ней давай!

Когда «посол» с «секретарем» миновали тюремный коридор (оставив за спиной еще одного оглушенного часового), дверь дальней камеры распахнулась им навстречу и на пороге появилась «ведьма»:

— Вас, Фомич, только за смертью посылать! — устало укорила она, натягивая прямо на голое тело форменный камзол стражника. — Ключи от камер добыли?

— Ань… — виновато отозвался тот. — Ань, кровь!

— Чего?

— У тебя вся щека в крови — вытри.

— А-а… Фомич, я там одного, похоже, убила, совсем…

— Да и хер с ним!

— Да с ним-то хер…

-

Шлюпка, отвалив от борта «Великой Пруссии», легла на обратный курс — хвала Господу, хоть грести к «Светлячку» надо по течению; Бонд, сам кривясь от боли в пострадавшей в схватке руке, сноровисто бинтовал разбитую голову сидящего не веслах Серебряного:

— Я кому сказал — и трижды повторил, трижды! — что ты мне на борту не понадобишься вовсе, и что мне там от тебя будут одни… как это по-русски? — negorazdy!

— Так ведь стрельба же началась! — виновато отозвался князь.

— Стрельба… Away to hell with these seconded officers![13]

Над кормовыми надстройками фрегата появились уже прорвавшиеся изнутри языки пламени. Мечущиеся по палубе немцы, оставив попытки спустить на воду выведенную из строя шлюпку, принялись кидаться в воду; ну да ничего, до берега чуть больше сотни саженей — не сахарные, не растают…

Бонд крякнул с досады, наблюдая это мельтешение:

— Эх ты, черт… Похоже, не все успеют уйти до взрыва, — и, помолчав, добавил: — Вот, помню, на одном греческом острове… А, впрочем, чего уж теперь.

-

Руди изрядно заскучал уже на кОзлах, когда из тюремных дверей появились посол с секретарем; сбыли, стало быть, с рук, свой «ценный груз», хе-хе…

— Глянь-ка, что это за штуковина? — спросил у возницы подошедший секретарь и, чтобы показать нечто мелкое, сокрытое в кулаке, одним движением поднялся на козлы рядом с ним.