К королю Иакову было отправлено посольство с царским наказом, написанным литореей — «перевернутым письмом». Пользуясь случаем, рекомендую замечательный материал Николая Буцких о русских тайнописях:
Посольство было отправлено не только за студентами — даже скорее не за ними. Новая династия должна была засвидетельствовать свое уважение к английской короне, обсудить современную внешнеполитическую обстановку, а про ребят сказать между делом. В наказе, данном послам, прописывалось все, о чем могло говорить посольство, вплоть до формулировок, чтобы послы своим разумением не смогли повлиять на политику великого государя. Ситуация непростая: непонятно, сами студенты захотели остаться или были задержаны насильно английским правительством. Поэтому в наказе были прописаны действия для двух вариантов развития событий: благоприятного, когда студентов спокойно отдавали обратно, и неблагоприятного.
При положительном развитии событий предполагалось объяснить, отчего студенты решили не возвращаться, и уверить, что уж теперь-то причин оставлять их при себе нет:
«А позадавнели они в аглинском государстве потому, что Московском государстве по грехом от злых людей была смута и нестроенье; а ныне по милости Божией, и великого государа нашего царского величества доброопасным премудрым разумом и счастьем, и милостивым призреньем ко всем его царского величества подданным, московское государство строитца и вся добрая деетца. И они королевсково величества думные люди тех царского величества подданных, которые в аглинском государстве жили для науки, отдали-б всех ему, ц. в. послу, Алексею Ивановичу, да дьяку Алексею Витовтову, а они их возьмут с собою и поставят пред царским величеством. Да как королевские думные люди Гришу Олферьева с товарыщи им дадут, и Алексею Ивановичу, да дьяку Алексею взяти их к себе и велети им у себя быти и взяти их с собою к государю, к Москве».
А вот что следовало отвечать, если «…королевские думные люди тех государевых людей Гриши Олферьева с товарыщи отдати не похотят и скажут про которого, что умер, или сам, своею охотою поехал куды для науки з гостьми в которые дальные государства, и того им неведомо, есть он жив или нет, а хотя и жив, и его ждати долго»:
«И Алексею Ивановичу да дьяку Алексею говорити: чтоб они дали им тех, которые ныне здеся в аглинской земле. А будет которово судом Божиим не стало — и в том воля Божья; а которые в отъезде в дальнем государстве, и им (послам) для царского величества промышляти о том; в то государство, где которой послан, отписати, чтоб его оттоле вскоре взяти, и всех их сыскав, которые живы, им (послам) отдати».
Блестящая риторика предполагала апелляцию не только к разуму, но и чувствам:
«А царскому величеству тех подданных отцы и матери без престани, с великою докукою об них бьют челом, чтобы царское величество их пожаловал велел их из аглинские земли взяти к Москве, чтоб они, будучи долгое время в чужих государствах, веры крестьянские греческого закона не отбыли и с ними ся не разлучили».
Заканчивалось все мягким обоснованным требованием: