Россия бунташного века: cкандалы, интриги, расследования

Все оказывается куда проще: в тексте Петра Петрея де Ерлезунды, к которому так часто обращался Котошихин, мы увидим такой же сюжет. Дмитрий Угличский был жесток с раннего детства и внушал опасения боярам, которые не хотели правителя, подобного Грозному («Бояре боялись, что Димитрий будет весь в отца по тирании и жестокости, и все желали, чтобы он во время еще отправился в могилу»). Поскольку бояре были не прочь умертвить царевича и избавиться таким образом от опасности, царевичу перерезали горло.

Сложно сказать, почему у русского автора, явно знавшего официальную историю, появилась такая ошибка в тексте. Возможно, Котошихин описал официальную историю Дмитрия там, где она была уместна, однако памятовал об огромном количестве лжецаревичей, объяснявших свое исчезновение из царской семьи именно покушением боярства. Тогда вторая история несуществовавшего сына отвечает рецепции иностранных очевидцев, описывавших Дмитрия как ребенка, выказывающего дурные наклонности и жестокий нрав, унаследованный от отца, Ивана Грозного. Можно предположить, что такое искажение фактов в сознании писца становится показателем сосуществования двух разных, противоречащих друг другу восприятий одной и той же персоналии в культурной традиции. Написать о том, каким страшным человеком Дмитрий мог вырасти, в официальной версии Котошихин не мог, а вот добавить кусочек, «иллюстрирующий» нравы русских бояр, устраняющих неугодных, — вполне.

Глава 4. О легальных способах эмиграции

Настала пора вспомнить везунчиков, которых при Борисе Годунове послали за рубеж постигать науки. Годунов любил иностранцев: они везли в Россию научные знания и технические практики, но обычно возвращались на родину. Годунов решился на отправку за границу русских студентов, которые, получив образование за рубежом, смогли бы вернуться в Россию и сеять разумное, доброе, вечное.

18 человек были посланы в Европу — Любек, Англию и Францию — в 1601–1602 гг.

Знаем мы об этих людях немного: годы Смуты заставили чиновников Годунова перестать следить за перемещениями студентов — слухи о выжившем царевиче Дмитрии, а потом и явление самозванца с войском. Какое дело до далеких от родины студентов?

При Шуйском про студентов вспомнили и начали выяснять их территориальный статус. О студентах, посланных во Францию, ничего не известно до сих пор; может быть, когда-то мы о них и услышим, а может, им суждено кануть безызвестно.

А вот в ответ на запрос из Любека пришло любопытное письмо:

«Чиним ведомо вашему царскому величеству, что прежней царь и великий государь Борис Федорович блаженные памяти, как третево году были послы наши на Москве, и как отпущены с Москвы, и едучи к Новугороду, прислано к нам русских пятеро робят, чтоб наши послы тех робят взяли в Любку (Любек) учити языку и грамоте немецкой, и поити, и кормити, и одежду на них класти; и мы тех робят давали учити, и поили, и кормили, и чинили им по нашему возможенью все добро; а они не послушливы, и поученья не слушали, и ныне двое робят от нас побежали, неведомо за што… Бьем челом, штоб ваше величество пожаловали отписали о достальных трех робятах, ещо ли нам их у себя держати, или их к себе велите прислать».

Студентов кормили, учили, а вот учиться они не хотели. Двое вообще сбежали. Дальше след их обрывается.

О студентах, посланных в Англию, мы знаем куда больше. Отправили их на острова вместе с Джоном Мерриком, известным в России под именем Ивана Ульянова, — он привез двух английских студентов в Россию и увез на Туманный Альбион четырех русских. Их имена нам известны: Микифор Олферьев сын Григорьев, Софон Михайлов сын Кожухов, Казарин Давыдов и Фетька Костомаров — славные сыны бояр отправились «в англинскую землю для науки латынскому и англинскому и иных разных немецких государств языков и грамоте». Мы встречаем известия об этих людях, приехавших в Лондон, в «Московской хронике» Мартина Бера: выучились ребята всему, однако ехать домой не хотели. И лишь при Михаиле Федоровиче — спустя 6 лет после отправки! — о молодых людях вспомнили.