Романтика

Бывало раньше, когда мы с Ульяной баловались, хихикали, порой покусывали друг друга от переизбытка чувств. Так хотелось откусить кусочек от неё, аж до дрожи. Думаю, многим знакомо это чувство. Слышал, для него даже есть специальный термин. Иногда, бывало, она очень больно кусала меня за губу или за ухо. Я ощущал, что она как бы фиксировала челюсти в конкретном положении, чтобы не откусить от меня кусок на самом деле. И начинал подвывать от боли. Потому что, правда, бывало больно. Но это совершенно ничего по сравнению с тем, когда от тебя натурально откусывают кусок мяса. Впиваются зубами и тянут, тянут назад, на себя, продолжая придавливать руками твоё тело, как будто это зажаренная целиком баранья нога.

Когда смог немного совладать с собой, то рефлекторно прижался к лицу, перепачканному моей кровью, заполнившему собой мою шейную впадину, чтобы чуть умерить боль, чтобы он не тянул, сука, так сильно. Помните, как сложно бывает остаться собой, когда ешь дольку арбуза – только попробуй углубиться в мякоть – и все щёки перемазаны соком! Но тварюга держала меня своими руками за левое плечо и правую руку, как будто я был, в самом деле, не кем-то живым, а просто неудобным вертлявым хрючевом. И он надавил, и снова стал рвать зубами мою шею. Я теперь чувствовал рельеф его зубов – твёрдых таких камешков в моём мясе. Помимо боли, это было ещё и омерзительно. Я задержал дыхание и со всех сил рванулся вперёд. Это был самый болезненный оторванный заусенец, который только можно себе представить.

Когда боль слегка отпустила, чтобы я мог хотя бы осознавать свои страдания, то опять обнаружил себя бегущим. Ну, куда-то вперёд.

Не знаю, бывает ли так, вообще, должно ли так быть, но, кажется, вся правая сторона рубашки была залита кровью. Как оторвался от погони оторвался от погони, не помнил, но теперь зажимал впадину, РЫТВИНУ между шеей и правым плечом левой ладонью, ощущая пальцами, как перемешались в бесконечном кровяном соусе ошмётки кожи, мяса и ткани рубашки. По лицу текли сопли и слёзы. Взрослый мужик ревёт, как дошкольник, рассаднивший ногу, возможно, сказали бы вы. Изображение двоилось, троилось и расплывалось в глазах из-за слёз. Слева и справа мелькали фигуры. Я не узнавал местность, не мог сосредоточиться, чтобы понять, где нахожусь. Да и не пытался, конечно. Не знаю, обращал ли кто-нибудь на меня внимание. Или те улицы уже были охвачены каннибализмом и паникой, и каждый был занят решением своих проблем. В любом случае, мне не было никакого дела до происходящего вокруг. Было больно, очень больно. Но, как только сознание слегка приноровилось к боли, возникла мысль, что теперь эта хренова впадина, эти долбаные ошмётки так и останутся у меня навсегда. А ещё столько кровищи. У меня сильно кружилась голова. Наверно, из-за потери крови. И вообще, вообще, думал я. Этого не может быть. Такого не случается со мной. Я не из тех людей, которые выигрывают в лотерею или наоборот, в которых бьёт молния. Или даже сосулька зимой с крыши. Я же такой среднестатистический, обыкновенный.

Да, теперь мне не стыдно рассказывать обо всём этом. Это было очень больно и обидно. Очень досадно. Тогда я никак не мог поверить в произошедшее. Нет, со мной не могло случиться какого-то уникального несчастья. Сегодня я вышел из дома утром, а вечером вернусь обратно, и завтра будет новый день. Но, когда утёр слёзы запястьем левой руки (вся кисть была залита собственной, уже засыхающей кровью), посмотрел перед собой, то понял, что в тот день беда, постигшая меня, совершенно не была чем-то выходящим из ряда вон. А даже совершенно наоборот. Это была универсальная беда для среднестатистического человека.

Перешёл с бега на шаг. Лицо всё было перекошено, так я отчаянно боролся с болью. Кажется, ещё и слюни пузырились в уголках рта от натуги.

– Сука, сука, гадство, – стонал я, – Ну какого хрена? Зачем было именно сейчас писать-то? Ну на кой чёрт? Дура тупая. Блин. Безмозглая!

Сорвался на рёв. Бессильная ярость на Ульяну вылилась в размахивание кулаком здоровой левой руки в воздухе (правая отнялась и просто болталась вслед за движениями торса) и злостные подпрыгивания на месте. Чем сильнее ударить пятками в асфальт, вдолбить свою ярость, тем лучше. Только толку от этого не было никакого. Знаете про пять стадий, да? У меня было времени в обрез, чтобы успеть пройти их все. Скакал на месте, как сумасшедшая обезьяна, посреди улицы, посреди кричащего города. И совершенно никому не было до меня дела. Кого-то рвали на куски, кто-то бежал. Кто-то опять визжал от страха. Этот звук успел надоесть за день. Билось стекло, трещал металл бьющихся автомобилей – наверно, особо упоротые пытались прорваться на своих машинах сквозь заторы, пока их выковыривали из машин, как неандертальцы выковыривали костный мозг мамонта.

Достал мобильник, чтобы хотя бы узнать, что было такого, блллин, срочного, что именно в этот момент понадобилось писать.