Романтика

Я шёл вперёд. Кажется, даже в самом деле, постепенно сориентировался на местности. Но боевая злость сменилась усталостью. Всё труднее было поддерживать себя в тонусе. Я вроде бы шёл и шёл. Кучки людей и нелюдей встречались мне всё реже, и были всё малочисленнее. Как в конце вечеринки, когда часть гостей ушла, а оставшиеся рассортировались на группки по интересам. И ни те, ни другие не обращали на меня внимания. Совсем не заметил, как энергичный шаг мой подменился на тоскливое перетаптывание. Только кое-как волочил ноги. Но оно и понятно. Уже не было сил переставлять их вперёд одну за одной. День, кажется, клонился к оранжево-лиловому закату. А может, это в глазах потемнело. Мне было душно и жарко. Наверно, из-за полыхавших тут и там пожаров. И вместе с тем, майский ветерок, который изредка удавалось словить моей коже, вызывал отвратительный озноб. Трудно было переходить через дороги, огибать столпившиеся автомобили. Рана, хоть и давно перестала кровоточить, всё сильнее пылала и пульсировала как фурункул, готовый самовольно лопнуть. Невольно вспоминалось ощущение зубов внутри моей плоти. Этот сумасшедший ублюдок, наверно, занёс туда инфекцию. И теперь придётся делать уколы. Помните, как в детстве всех пугали сорока уколами в живот?

Думал о моей девочке. О том, как ей там сейчас страшно. И о том, что я так далеко и не могу в эту минуту защитить её. Но, как только доберусь до неё, всё обретёт смысл, сразу станет понятно, что делать, и мне будет не так тревожно. Потому что тогда она будет в безопасности. Пытался убедить себя, что там, у неё на работе, где-то, где она засела и спряталась, пусть бы это был даже металлический шкаф для документов, ей ничего не угрожает. Надо просто чуть-чуть подольше подождать меня. И тогда всё будет хорошо. Глядя на то, что творится на улицах, я понимал, что шкаф для документов – это, в самом деле, отличное, безопасное место. И уж точно там есть металлический шкаф. Это ж офис.

Тошнило. Обед забыл в холодильнике ж. Не ел сегодня ничего. Зато голова больше совсем не кружилась. Прям сильно тошнило. И было тяжело дышать, потому что боялся, что, если дышать слишком сильно, то блевану. А ещё болели глазные мышцы.

Ну и ничего. Это как грипп. Нужно быть хозяином своему организму. Надо крепко держать себя в руках. Переболею. Переболею как раз на даче. Будет трудно, но это ничего. Какое большое небо. И какой глубокий голубой цвет. Сейчас я умру. Вот сейчас.

Нет. Нельзя. Не могу оставить Ульяну одну.

Думал о ней, ярко представлял себе, как мы прячемся на даче. И так ловко у меня это получалось, словно видел это воочию. И в какой-то момент потерял связь с реальностью. К реальности вернуло шевеление в кармане и резкий, непрекращающийся раздражающий звук.

Полез в карман, но пальцы почти не слушались. Ладонь, которая была словно и не совсем моя, словно я её отсидел, и к ней не вернулась чувствительность. Пришлось сосредоточиться на каждом движении, чтобы вытащить телефон из кармана. Не смог разобрать, что написано на экране. Вроде бы и понимал, что имя моей любимой девушки, но весьма смутно припоминал, как её зовут. А прочитать не мог вовсе. Если бы не знал, что мне наверняка было известно её имя, ни за что бы не смог прочесть. Неловко нажал зелёную кнопку, чуть не выронив телефон из руки.

В аппарате послышался её голос. Она звала меня по имени. Ещё и ещё раз. И я понимал, что должен ответить. Но, вот странное дело, никак не мог собраться с мыслями, чтобы что-то сказать. Все подходящие слова, да что там, ВСЕ слова, оказывается, упорхнули из головы, как мотыльки из дырявого котелка. Имеют ли значение все нежные чувства к любимому человеку, если ты умираешь? Почувствует ли их адресат? Ещё один Очередной Глобальный Вопрос. Тут есть, над чем поразмыслить. Жаль, нам его уже не обсудить. Я догадался изобразить голосом что-то похожее на речь, но вряд ли получилось что-то толковое. Мычал в трубку. Она всё звала и звала, а я никак не мог сосредоточиться. Боль там, где из меня вырвали кусок мяса, стала такой красной и убаюкивающе тёплой. Как мама. Было проще сосредоточиться на этой красноте. Потому что боль – это понятно. Но ещё некоторое время слышал этот голос. Было очень грустно слышать его, поэтому кто-то ответил голосом. Тоже как-то грустно. Я? Это я так мычал сейчас? Грусть поглотила окончательно. С головой захлестнула. Крик исчез. Наверно, в какой-то момент телефон выпал из руки.

Бывает так, что мы делаем всё, что можем. Бывает, что мы делаем больше, чем, как нам казалось, мы могли сделать. Но иногда оказывается, что этого всё равно недостаточно. И мы оказываемся бессильны.

Зато идти – это несложно. И неторопливо. На что это похоже?