– Клетки крови все запрограммированы умереть, совсем как мы, люди. Они проходят стадию зародыша, потом чуть подрастают, становятся более функциональными, а когда их вырабатывает костный мозг – это уже взрослые клетки. К этому времени белые кровяные тельца должны быть способны бороться с инфекциями от нашего лица, красные кровяные тельца должны уметь переносить кислород, а тромбоциты должны уметь сворачивать кровь. Но если у вас лейкемия, ваши клетки никогда не взрослеют… и никогда не умирают. Поэтому в организме разрастаются белые кровяные тельца, которые не работают, и заполняют собой все остальные его клетки.
Приехав сюда, Патрик, если откровенно, действует не вопреки Нининым желаниям. Он просто уточняет то, что им уже известно, только и всего – никаких шагов дальше. Он хитростью договорился об этой встрече, сделав вид, что действует по поручению помощника генерального прокурора. Патрик пояснил, что на мистере Брауне лежит бремя доказательства. А это означает, что они должны быть на сто процентов уверены, что отец Шишинский в тот момент, когда его убийца нажала на курок, не умер от лейкемии. Не могла бы доктор Бессетт как его бывший врач-онколог поделиться своими мыслями?
– А что дает пересадка костного мозга? – спрашивает Патрик.
– Если донорский мозг приживается, он творит чудеса. В каждой нашей клетке есть шесть протеинов, антигены лейкоцитов человека, или HLA-антигены. Они помогают нашим организмам распознавать вас как вас, а меня как меня. Когда ищут донора костного мозга, надеются, что все эти шесть протеинов совпадут. В большинстве случаев речь идет о родных братьях и сестрах, сводных братьях и сестрах, может быть, о двоюродных – у родственников меньший процент отторжений.
– Отторжений? – переспрашивает Патрик.
– Да. По сути, мы пытаемся убедить свой организм, что на самом деле донорские клетки – это наши собственные, потому что содержат те же шесть протеинов, что и наши. Если убедить не удается, наша иммунная система отторгает пересаженный костный мозг, что ведет к кризу отторжения трансплантата.
– Как в случае пересаженного сердца?
– Именно. С одним исключением, костный мозг – не орган. Его выделяют из подвздошной кости таза, потому что это самая большая кость в теле, которая вырабатывает кровь. По существу, мы усыпляем донора, потом вводим ему в бедра иглы (приблизительно сто пятьдесят раз с каждой стороны) и высасываем молодые клетки.
Патрик морщится, а доктор едва заметно улыбается:
– Это действительно болезненная процедура. Быть донором костного мозга – самоотверженный поступок.
«Да уж, этот парень – чертов альтруист», – думает Патрик.
– Через некоторое время пациент с лейкемией начинает принимать иммунодепрессанты. За неделю до пересадки он уже получил такую убойную дозу химиотерапии, что все кровяные тельца в его организме погибают. Все спланировано так, чтобы его собственный костный мозг опустел.
– Разве можно так жить?
– Организм подвержен огромному риску инфекции. У пациента все еще остались собственные живые клетки крови… только он не вырабатывает новые. Потом ему вводят донорский костный мозг через обычную капельницу. Операция занимает два часа, и мы не знаем как, но клеткам удается найти свой путь к костному мозгу в организме пациента и начать расти. Приблизительно через месяц костный мозг полностью заменяется донорским.
– И эти клетки крови будут иметь шесть протеинов донора, все его антигены лейкоцитов? – спрашивает Патрик.
– Верно.
– А как насчет ДНК донора?
Доктор Бессетт кивает:
– Да. Во всех отношениях кровь пациента становится кровью донора. Он всего лишь обманывает свой организм, уверяя, что это его собственные клетки.
Патрик подается вперед:
– Но если так случается – если происходит ремиссия, – организм пациента не начинает снова вырабатывать собственную кровь?
– Нет. Если так происходит, мы считаем, что происходит отторжение трансплантата и возвращается болезнь. Мы надеемся, что организм пациента будет продолжать до конца жизни производить донорскую кровь. – Она стучит по папке на своем письменном столе. – В случае Глена Шишинского через пять лет после пересадки он был совершенно здоров. Его новый костный мозг хорошо справлялся со своей задачей, и шансы на рецидив составляли меньше десяти процентов. – Доктор Бессетт кивает. – Думаю, обвинение может с уверенностью заявлять: что бы ни послужило причиной смерти священника, умер он не от лейкемии.
Патрик улыбается ей:
– Наверное, приятно, когда у истории счастливый конец.
– Всегда приятно. Отцу Шишинскому повезло найти идеального донора.
– Идеального донора?
– Так мы говорим, когда все шесть протеинов антигенов донора совпадают с антигенами пациента.
Патрик делает быстрый вздох.
– Особенно когда они не являются родственниками.
– Да, – отвечает доктор Бессетт. – Но здесь было иначе. Отец Шишинский и его донор – единоутробные братья.