Роковое совпадение

Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на его лицо. На изгиб губ, покатую поверхность носа. В его глазах плещутся, как янтарь, который они и напоминают, воспоминания. «Сохрани их, – думаю я. – Возвращайся к ним время от времени ради меня».

Я уже не в силах сдерживать рыданий:

– Обещаю, это не навсегда. Обещаю. Ты сможешь меня навещать. И я хочу, чтобы ты знал, пока меня не будет… что я считаю каждую минуточку до своего возвращения.

Натаниэль обвивает руками мою шею и намертво вцепляется в меня:

– Я не хочу, чтобы ты уезжала.

– Знаю, – отстраняюсь я, разжимая его руки.

– Я поеду с тобой.

– Ах, если бы ты мог… Но нужно, чтобы кто-то позаботился о папе.

Натаниэль качает головой:

– Я буду по тебе скучать.

– Я тоже, – негромко отвечаю я. – Давай заключим договор.

– А что это?

– Решение, которое принимают вдвоем, вместе. – Я пытаюсь улыбнуться. – Давай договоримся не скучать. Согласен?

Натаниэль смотрит на меня долгим взглядом:

– Не знаю, смогу ли я.

Я снова прижимаю сына к себе:

– Ох, Натаниэль, я тоже.

Утром, когда мы входим в здание суда, Натаниэль не отходит от меня ни на секунду. К журналистам я, похоже, начинаю привыкать, словно к постоянной пытке: их вопросы, вспышки видеокамер – современное наказание, которое я должна пережить. В газетах появятся снимки «до» и «после», заголовки типа «Окружной прокурор осужден за убийство».

«Можете уже сейчас печатать свои статьи, – думаю я, – я сяду в тюрьму».

Как только мы подходим к двойным дверям в зал суда, я передаю Натаниэля Калебу и что есть мочи несусь в уборную, где меня выворачивает наизнанку. Я брызгаю водой в лицо, мою руки.

– Ты сможешь, – говорю я зеркалу. – Ты сможешь по крайней мере завершить это достойно.

Собравшись с духом, я прохожу через вращающиеся двери туда, где меня ждет семья, замечаю Адриенну, транссексуала, в платье на два размера меньше и с широченной, как штат Техас, улыбкой.

– Нина! – восклицает она и торопится меня обнять. – Меньше всего мне хотелось сюда возвращаться, но, дорогуша, я пришла в суд из-за тебя.

– Тебя выпустили?

– Еще вчера. Не знала, успею ли: все эти проволочки с освобождением заняли времени больше, чем операция по смене пола.

Неожиданно Натаниэль втискивается между нами и пытается взобраться на меня, как на дерево. Я беру его на руки.

– Натаниэль, познакомься, это Адриенна.

Его глаза сияют.

– Я столько о вас слышал.

Трудно сказать, кто больше изумлен присутствием Адриенны – Натаниэль или Калеб. Но прежде чем я успеваю что-то объяснить, ко мне спешит Фишер.

Мы переглядываемся.

– Сделайте это, – говорю я.

Квентин обнаруживает, что в зале суда его ждет Фишер.

– Нам нужно переговорить с судьей, – негромко говорит он.

– Я не стану предлагать ей раскаяться, – отвечает Квентин.

– А я и не прошу.

Фишер поворачивается и направляется в кабинет судьи, даже не убедившись, что прокурор следует за ним.

Через десять минут они стоят перед судьей, а свидетелями выступают оскаленные морды убитых на сафари животных.

– Ваша честь, – начинает Фишер, – этот процесс тянется так долго, что совершенно ясно: присяжные не смогут прийти к единому мнению. Я переговорил со своей подзащитной, и, если мистер Браун не возражает, мы бы хотели предоставить решать это дело вам, ваша честь, чтобы вы взвесили все улики и вынесли вердикт.

Что ж, Квентин ожидал чего угодно, только не этого. Он смотрит на адвоката защиты как на сумасшедшего. Никто, разумеется, не в восторге, когда присяжные не могут принять единогласного решения, но позволить судье единолично решать исход дела – значит строго придерживаться буквы закона: в данном случае это намного выгоднее обвинению, чем защите. Фишер Карринтон только что преподнес Квентину обвинительный приговор на блюдечке.

Судья пристально смотрит на прокурора:

– Мистер Браун, что скажет обвинение?

Квентин откашливается:

– Обвинение считает это абсолютно приемлемым, ваша честь.

– Отлично. В таком случае я должен распустить присяжных. Мне нужен час, чтобы еще раз изучить улики, и я вынесу свое решение.

Кивком головы судья отпускает их и начинает решать судьбу Нины Фрост.

Адриенна оказывается просто какой-то манной небесной. Она забирает у меня Натаниэля, выступая в роли гимнастического снаряда, когда мы с Калебом уже выжаты как лимон и не в силах продолжать игру. Натаниэль взбирается ей на спину, а потом соскальзывает по длинной голени.

– Если устанете от него, – говорит Калеб, – просто скажите, чтобы он прекратил.

– Дорогуша, я ждала этого всю свою жизнь. – Адриенна переворачивает Натаниэля вверх ногами, тот хохочет.

Я разрываюсь между желанием просто наблюдать за их игрой и желанием включиться в нее. Больше всего я боюсь, что если еще раз прикоснусь к сыну – никакой силой меня от него уже не оттянешь.

Раздается стук в дверь игровой комнаты, мы все поворачиваемся. На пороге неловко переминается Патрик. Я знаю, чего он хочет, и знаю, что он никогда об этом не попросит в присутствии моей семьи.

К моему удивлению, Калеб решает взять ситуацию в свои руки. Он кивает на Патрика и говорит мне:

– Иди.