Роковое совпадение

– Потому что пристав бы сказал… А не заявил расплывчато: «Присяжные возвращаются».

Я в нерешительности отступаю:

– Мне приставы никогда ничего не говорят.

– Поверьте мне.

Я облизываю губы:

– Тогда зачем мы здесь?

– Не знаю, – признается Фишер, и мы оба смотрим на судью.

Он сидит в кресле, явно радуясь тому, что наконец-то положен конец этому делу.

– Старшина, – обращается судья О’Нил к старшине, – присяжные вынесли вердикт?

Встает мужчина, сидящий на скамье присяжных в первом ряду. Он снимает кепку, засовывает ее под мышку и откашливается.

– Ваша честь, мы пытались, но наши мнения расходятся. Некоторые из нас…

– Подождите, старшина, больше ничего не говорите. Вы хорошо обдумали это дело, пытались голосовать, чтобы понять, какая у каждого позиция касательно «виновна – невиновна»?

– Множество раз, но остаются те, кто не намерен менять свое мнение.

Судья смотрит на Фишера, потом на Квентина:

– Стороны, подойдите.

Я тоже встаю. Судья вздыхает.

– Хорошо, миссис Фрост, вы тоже подойдите. – Сидя за столом, он негромко говорит: – Я намерен обратиться к присяжным с призывом беспристрастно исследовать представленные на их рассмотрение вопросы с надлежащим уважением к мнению друг друга. Есть возражения?

– Возражений нет! – восклицает Квентин, и Фишер с ним соглашается.

Когда мы возвращаемся на скамью подсудимых, я встречаюсь взглядом с Калебом и одними губами шепчу: «Мнения присяжных разделились».

Слово берет судья:

– Дамы и господа, вы выслушали все факты, изучили все улики. Понимаю, процесс затянулся, да и решение вам нужно принять непростое. Но я также осознаю, что вы можете прийти к соглашению… и как присяжные сделаете все, что от вас зависит. Если это дело снова попадет с суд, нет уверенности в том, что другому жюри присяжных удастся справиться лучше, чем вам. – Он строго смотрит на них. – Я настаиваю на том, чтобы вы вернулись в совещательную комнату, уважительно отнеслись к мнению друг друга и решили, можно ли что-то изменить. В конце вечера я вызову вас в зал и спрошу, к какому мнению вы пришли.

– И что теперь? – шепчет Калеб у меня за спиной.

Я смотрю, как приободрившееся жюри покидает зал. Мы снова будем ждать.

Когда видишь, как человек завязывает себя узлом, сам начинаешь ерзать на месте – по крайней мере, Калеб понимает это после двух с половиной часов, проведенных с Ниной в ожидании решения присяжных. Она сидит сгорбившись на одном из крошечных стульчиков в игровой комнате, совершенно не обращая внимания на Натаниэля, который разводит руки в стороны и громко жужжит, изображая самолет.

– Эй! – мягко окликает Калеб.

Она удивленно моргает, возвращаясь в реальность.

– Ой… привет!

– Ты как?

– В порядке. – Губы Нины растягиваются в жалкой улыбке. – В порядке! – повторяет она.

Ее поведение напоминает Калебу события многолетней давности, когда он пытался научить ее кататься на водных лыжах: она так старалась, вместо того чтобы просто отдаться на волю волн!

– Может, сходим к торговому автомату? – предлагает он. – Натаниэль попьет горячего шоколада, я угощу тебя помоями, которые называются супом.

– Звучит заманчиво.

Калеб поворачивается к Натаниэлю и сообщает, что они идут перекусить. Сын подбегает к двери, Калеб следует за ним.

– Идем, – зовет он Нину. – Мы готовы.

Она недоуменно смотрит на него, как будто они ни о чем и не говорили всего каких-то полминуты назад.

– К чему? – спрашивает она.

Патрик сидит на скамейке за зданием суда (его зад совсем отмерз) и смотрит на Натаниэля. Откуда у ребенка столько энергии в половине пятого вечера – это выше его понимания, но, с другой стороны, он еще помнит те времена, когда они с Ниной целыми днями без устали играли на замерзшем пруду в хоккей и мороз им был нипочем. Вероятно, время начинаешь ценить, только когда взрослеешь и в твоем распоряжении его остается все меньше и меньше.

Мальчик падает на скамейку рядом с Патриком, щеки у него горят, из носа течет.

– Патрик, у тебя нет платка?

Он качает головой:

– Прости, Кузнечик. Вытрись рукавом.

Натаниэль смеется и следует его совету. Он просовывает голову Патрику под руку, и тот чуть не вскрикивает. Если бы только Нина видела это: ее сын ищет прикосновения другого человека! Боже, что же тогда делать с ее моральными принципами? Он крепко обнимает Натаниэля и целует в макушку.

– Мне нравится с тобой играть, – признается Натаниэль.

– Мне тоже.

– Ты никогда не кричишь.

Патрик опускает глаза:

– А мама, бывает, покрикивает?

Натаниэль пожимает плечами, потом кивает:

– Кажется, что маму украли, а вместо нее оставили кого-то противного, кто только похож на маму. Кто не может сидеть спокойно, кто не слышит меня, когда я говорю, а от моей болтовни у нее всегда болит голова. – Он опускает глаза. – Я хочу, чтобы вернулась прежняя мама.

– Она тоже хочет, Кузнечик. – Патрик смотрит на запад, где солнце уже начинает окрашивать горизонт кроваво-красным. – Если честно, она сейчас очень нервничает. Не знает, какие новости услышит. – Когда Натаниэль пожимает плечами, Патрик добавляет: – Ты же знаешь, как она тебя любит.

– Да, – защищаясь, отвечает мальчик, – я тоже ее люблю.