Роковая ошибка княгини (СИ)

Старая грымза хозяйка, безусловно, прилагалась, но главный подвох заключался в том, что выбранная Гордеевым квартира располагалась на другом конце Москвы, на окраине Марьиной рощи, в спальном районе за рекой. Место хорошее, красивое, но чтобы успеть к началу практики в больнице, вставать нужно засветло, а потом ещё искать извозчика, чтобы ехать через всю Москву. То ещё удовольствие! Но Сашеньку и это не расстроило.

– Учти, всё это до первого твоего промаха! – сказала напоследок суровая мать, пригрозив непокорной дочери пальцем. – Если я узнаю, хоть краем уха услышу, что Сергей был здесь, у тебя, или не дай бог, оставался на ночь…

– Я поняла, поняла, – устало заверила её Александра и попросила разрешения идти – её ждал второй день практики у Воробьёва.

"Практика у Воробьёва" на деле оказалась практикой у Сидоренко, которого почему-то не наблюдалось на месте с самого утра. Викентия Иннокентьевича тоже не было, но если он мог уехать на выезд к пациенту, то куда запропастился Ипполит Афанасьевич, было совершенно неясно, ибо его-то пациенты терпеливо ожидали в подвале больничного морга. Ввиду отсутствия обоих начальников, Александра поначалу растерялась. Вера совершала утренний осмотр, и получить задание было решительно не у кого, больница словно вымерла, и даже привычные стоны не доносились из травматологического отделения.

Полнейшая тишина способствовала размышлениям, и Саша решила, что не будет ничего страшного, если она проявит инициативу – в конце концов, вчера Викентий Иннокентьевич щедро подарил ей двух безнадёжных пациентов, так почему бы не начать с них?

А точнее, с Владимира Петровича Владимирцева, ибо Александра к стыду своему, так и не спросила Воробьёва вчера, где находится палата выжившей из ума Никифоровой, и совершенно не представляла, где её искать.

Про Владимирцева же было известно от той же Веры, девушка упомянула вскользь, что его палата поначалу была у самого входа, на первом этаже, но потом, по настоянию князя Волконского, его товарища перевели в самую дальнюю, где было поспокойнее. Стоны тяжелораненых там не звучали, да и окнами новая палата Владимира Петровича выходила в тихий больничный двор, а не на оживлённую улицу. Всё это было сказано в восторженном запале, исключительно с одной целью: подчеркнуть, какой молодец князь Михаил Иванович, что позаботился о друге!

Вот только Владимирцев этого совсем не оценил. Ему было всё равно, что узенькая комнатушка со стенающими соседями, что личные апартаменты, просторные, почти королевские, в тишине и покое, с видом на цветущий сад. Какая разница, если жизнь для него утратила смысл?

"Неужели и впрямь так плох?" – озадачилась тогда Александра, а ныне получила ярчайшее подтверждение своим самым страшным опасениям. Сказать, что Владимирцев был плох – не сказать ничего.

Она не знала его в прошлой жизни, но нетрудно догадаться, каким он был. Лицо, совсем ещё молодое, хранило следы былой красоты, но она казалась безнадёжно увядшей, чему способствовали тёмные круги под глазами от бесконечного недосыпа, двухнедельная щетина и потухший, безжизненный взгляд. Взгляд человека, потерявшего в жизни самое дорогое.

Сашеньке и без того было безмерно жаль его, а теперь, при личном знакомстве, чувство жалости удвоилось. Она едва сдерживалась, чтобы не выказать своего сочувствия, но таких слов он, должно быть, слышал уже немало на своём коротком веку. Да и что ему теперь слова? Помогут они встать на ноги?

– Доброе утро, – сказала Саша ровным голосом, переступая порог больничной палаты. – Меня зовут Александра, я ваша новая медсестра. Напрасно окно открыли, весна нынче обманчивая, простудиться недолго.

Всё это было сказано на одном дыхании, после чего Саша решительно пересекла комнату и закрыла окно, распахнутое настежь.

– Оставь, – велел Владимирцев.

– Простудитесь! – справедливо заметила она.

– Издеваешься? По-твоему, мне есть до этого дело?!

– Вам, может, и нет, – согласилась Александра. – А мне – очень даже! Вы теперь мой личный пациент, и доктор Воробьёв не засчитает мне практику, если с вами случится что-нибудь ещё, помимо всего того, что уже случилось.

Ну, это она перефразировала. Не говорить же Владимирцеву, что ей велели поставить его на ноги – вот это точно было бы издевательством чистой воды! Достаточно взглянуть на его унылое лицо, чтобы сразу же отбросить эту идею.

– А что, мысль хорошая, – хмыкнул он, откинувшись на спинку своей инвалидной коляски и прикрыв глаза. – Пустить в расход, так сказать. Чтобы рабочий материал не пропадал даром.

– О чём это вы? – не поняла Александра.

– О себе, разумеется. Пациент в любом случае обречён, так пускай студенты потренируются на славу! А после, вероятно, станете практиковать анатомию на моём бренном теле?

Голос у него был крайне раздражённым, что неудивительно. Александра и сама была не в восторге, но не говорить же ему об этом, в самом деле? Тогда он и вовсе перестанет с ней разгова…

Подождите-ка.