Роковая ошибка княгини (СИ)

А лучше бы пошла в мать, девушке это как-то сподручнее, раздражённо думал Викентий Иннокентьевич. Принимала бы дорогие подарки, улыбалась всем без разбору, флиртовала бы с молодыми дворянами и, глядишь, вышла бы замуж за какого-нибудь достойного паренька и перестала бы быть обузой для Гордеева! Бедный министр весь извёлся, не зная, как безболезненно избавиться от этой девчонки – а с ним извёлся и сам Воробьёв, которому, в отличие от Ивана Кирилловича, важно было оставить Сашеньку в живых. Он ведь любил её, по-своему.

Но деньги, конечно, он любил больше.

Третья и самая главная причина жутчайшего недовольства Викентия Иннокентьевича заключилась в его вынужденном отсутствии в собственном кабинете, где прямо на столе, на самом видном месте, лежало то самое дело, которое он с таким трудом раздобыл для Гордеева. Ради этого он сам готов был забыть, кто такой Караваев и послать его к чёрту открытым текстом!

Это был какой-то злой рок, Воробьёву просто фатально не везло. Не успел он вернуться, как на него тотчас набросились Вера с тётей Клавой: "Ах, доктор, наконец-то вы пришли, а у нас тут такое!" Какое – ему было неинтересно, до тех пор, пока папка с делом Юлии Волконской не была спрятана в надёжное место, и он отмахнулся от обеих медсестёр как от назойливых мух. Вера постеснялась, а вот тётя Клава, пользуясь своим положением самой старшей по возрасту медсестры в больнице, имела наглость последовать за Воробьёвым едва ли не до конца коридора, на ходу рассказывая что-то про княгиню Караваеву.

Викентий Иннокентьевич сначала по-хорошему сказал, что ему не до того, но тётя Клава оказалась неумолима в своём желании посвятить его в курс дела, и тогда Воробьёв позволил себе небывалое – рявкнул на неё так, что пожилая женщина побледнела и перекрестилась. Но потом, недовольно посмотрев на него, возмущённо развернулась и едва ли не бегом кинулась прочь.

Ничего, он непременно извинится, обижать хорошую женщину и впрямь не следовало. Но это всё потом, потом! Сейчас главное спрятать дело в сейф, и тогда можно будет вздохнуть с облегчением…

Но не успел Воробьёв переступить порог своего кабинета, как следом за ним ворвался возбуждённый князь Караваев. Этого, конечно, просто так не выставишь, и кричать на него, требуя оставить в покое, тоже не станешь. Пришлось бросить дело на стол, и оставить всё как есть, мысленно читая молитвы о том, чтобы нелёгкая не принесла никого в кабинет.

Караваев говорил небывалые вещи, Викентий Иннокентьевич не сразу понял, что произошло, занятый своими переживаниями. А когда понял – ужаснулся ещё больше. Как это так? – в больнице и не оказалось ни единого врача, кроме Сидоренко с Макаровым, ни одного из которых он даже в случае крайней нужды не допустил бы до операции! Сидоренко был годен исключительно на то, чтобы время от времени делать вскрытия самым безнадёжным покойникам, а Макаров – приносить микстуры по утрам, когда Вера отсутствовала.

А тут – княгиня! И никого не оказалось, чтобы помочь! Потом выяснилось, что на помощь вовремя пришла, ну кто бы он думал? – разумеется, некто Александра Тихонова, второй день в больнице, к тому же без должных документов и разрешения на практику: Викентий Иннокентьевич не успел их сделать, из-за той поспешности, с которой Гордеев привёз девушку в Москву.

И если бы княгиня умерла, их ждал полный крах. Воробьёва наверняка отдали бы под суд за халатность, а любимый Иван Кириллович не спас бы, если бы и захотел. Викентий не имел права покидать свой пост – плевать, что он со своим вывихом (спасибо, Михал Иваныч!) тоже не смог бы много наоперировать, но он не имел права уходить, оставив больницу на произвол судьбы! Он знал, что ни его жены Марины Викторовны, ни Семёна Петракова, его правой руки, неплохого врача-травматолога, не будет сегодня, оба уехали на врачебный консилиум, с его же разрешения. А сам он уехал к Леониду, забирать дело для того же Гордеева, будь он проклят!

Его не было от силы два часа. И за эти два часа успело приключиться столько всего! Мало того, что княгиня Караваева едва ли не отдала Богу душу, так ещё и Сидоренко чуть не убили, это уже Вера рассказала, когда он спросил, кто такой Савелий Нифонтов и почему он приводил в чувство княжну, вместо самой Веры или других медсестёр.

– Какой-то сумасшедший дом, а не больница! – недовольно изрёк Викентий Иннокентьевич, внутренне холодея от мысли о том, что было бы, если… Он был на волосок от провала, по этой нелепой случайности, но Саша его спасла.

Вытянула из гибельной пучины, а он, вместо того чтобы искренне сказать, как он ей благодарен, и выразить своё восхищение, вынужден был играть строгого учителя.

– Ты не должна была так вести себя с князем, – для начала сказал Воробьёв, догнав Сашу аккурат возле двери в собственный кабинет. Теперь он немного успокоился – вот она, эта дверь, прямо перед ним, никто не пройдёт внутрь без его ведома.

– Да-а?! – Александра наконец-то взорвалась: – Да плевала я на этих князей! Как хочу, так себя и веду, ясно вам?!