Со своим грузом соваться в узкие рамки не было смысла. Девушка Юля отыскала глазами одного из старших милиционеров – похожего на пузырь подполковника, – подошла, стала объяснять, просила сгрузить флаги в организаторскую машину. Подполковник подумал, потрогал рацию и решился:
– Соберитесь здесь все и давайте организованно…
В сопровождении нескольких милиционеров, гуськом Юля, Димыч, Чащин и остальные пробрались к стоящей за памятником Карлу Марксу «Газели». Закинули ношу в кузов. Вернулись к рамкам и, как положено, вошли на отведённую для митинга территорию.
На высокой сцене артисты в уродливых масках и затасканных, лоснящихся фраках, изображая министров Кудрина, Грефа и Зурабова, дурными голосами совещались, как ещё обобрать пенсионеров, отнять последнее. Делили пачки награбленных денег. Наконец появился рабочий с картонной кувалдой и надавал министрам-кровопийцам по башке.
После спектакля к микрофонам поднялись Дмитрий Олегович, другие участники недавней голодовки, известный по яростным телевыступлениям писатель-патриот с рыхлым, в старческих пятнах, лицом, Сергей, кто-то ещё. Дмитрий Олегович снял шапку и глубоко вдохнул, готовясь начать выступление…
Внизу переминались с ноги на ногу, курили, глотали коньяк из плоских бутылочек. Несколько парочек боролись с холодом поцелуями… Чащин чувствовал, что замерзает. За спиной, в каких-то ста метрах, был вход в метро. Спуститься, проехать и оказаться дома. Раздеться, упасть на диван, подтянуть к себе дистанционки… Но он продолжал стоять, продолжал слушать гневные речи ораторов, после которых, по логике, нужно идти и что-то делать, что-то менять, кого-то скидывать. На самом же деле в два часа дня, как было условлено с городским начальством, митинг окончился, его участники сдали флаги, транспаранты, жилеты и разошлись. Честно заработавшие свои триста рублей студенты отправились выпить пивка. На три бокала «Клинского» и пару пакетов фисташек трехсот рублей было вполне достаточно.
Активисты Союза отмечали акцию в недавно открывшемся клубе «Жесть» в одном из дворов на Большой Лубянке. Сдавая пальто, Чащин обратил внимание на гардеробщицу – тоненькая, с широко, почти по-лошадиному, расставленными глазами, темноволосая девушка, движения быстрые, но грациозные. Не похожа на грузинку или армянку, но явно какой-то из кавказских национальностей. К таким он чувствовал влечение – они по-особенному носили обыкновенные джинсы, блузки, по-особенному смотрели, улыбались, по-особенному поднимали и опускали руки, поправляли волосы, ходили.
Но в последнее время при их виде у Чащина возникала тревога – такой же внешности были и те женщины, что взрывали себя в прошлом году у «Националя», у «Рижской», в самолётах. Такие же глаза были у шахидок в «Норд-Осте»… Тревога шевельнулась и сейчас – вдруг возьмёт и устроит что-нибудь… И в то же время хотелось смотреть и смотреть, как она взглядывает на очередного посетителя, как принимает холодные куртки и пальто, подаёт номерки, произносит «пожалуйста»… Через силу Чащин ушёл в зал, где за длинным столом расскаживались Сергей и его соратники.
– Сегодняшний день, без сомнения, войдёт в историю сопротивления антинародному режиму! – вдохновенно говорил юный вождь, держа на уровне груди литровую кружку пива. – Впервые мы, Патриотический союз молодёжи, открыто и недвусмысленно заявили о своей позиции. Мы показали себя грозной политической силой! – Официанты в это время расставляли на столе графинчики с водкой и кувшины с вином, тарелки с бутербродами. – А завтра, в этом я убеждён, мы станем единственным в России молодёжным движением, способным не только протестовать, но и созидать. Да здравствует великая Россия! – И, выбрасывая левую, сжатую в кулак руку вперёд, Сергей отчеканил: – Мы разгоним силы мрака! Утро! Родина! Атака! Ура, друзья мои!
– Ура! – дружно выдохнули за столом.
Забулькал в рюмки и бокалы алкоголь, моментально опустели тарелки.
Чащин с удовольствием выпил водки. Закусил бутербродом с сервелатом. В груди потеплело, и тёплые волны стали расходиться в стороны, окатили живот, руки, ноги, толкнулись в голову…
– Главное, момент не пропустить, – зашептал Димыч. – Ты мне тоже подсказывай.
– Что?
– Ну, с Сергеем-то поговорить! Контролируй ситуацию.
Чащин машинально кивнул.
– …Представляешь, – говорила пареньку в кожаном пиджаке сидящая напротив девушка с лицом индианки, – и вот – заявляется.
– Да? И как?
– А что я могла? – Девушка кокетливо-испуганно округлила глаза. – Выслушала его и убежала. Всю ночь не спала, тряслась.
– Ань, а что случилось? – потянулась к индианистой невзрачная Юля.
– Ой, да это очень долгая история.
– Расскажи, пожалуйста, Ань! Расскажи-ы.
– Хорошо… Максим, налейте.
Чащин тоже протянул юноше в пиджаке пустую рюмку. Официанты принесли новые тарелки с бутербродами, мисочки с соленьями.
– Одни говорят, что я погубила человека… – с удовольствием начала Аня.
– Нет, ты правильно поступила, – вставил Максим. – У зэков, я где-то читал, есть священное правило: не крысить. Поэтому с ним там такое и сделали.