Преобразования духа, принимающего материальные формы, кривозеркально тождественны цветовым и телесным превращениям в алхимических трансмутациях металлов. В то же время рукотворный хлеб – обиталище нерукотворного тела; рукотворное вино таит кровь. Но все поколеблено самой интенцией алхимического мышления: разрушить тело, упразднить феномен сотворенности во имя несотворенного, «квинтэссенциального». Карикатура площе подлинника, зато острей и выразительней. Ведь железо – вовсе негодно, насквозь порочно. Лишь извлечение принципа «золо-тости» из него (хотя и в компромиссной форме преображения) – вот что существенно для алхимика. Любая операция над веществом есть операция и над духом, который так же, как и тело, до́лжно усовершенствовать. Алхимическая «эссенциальность» могла лишь внешне приспособиться к каноническому мышлению средневековья, но зато высветить его сущность в угловатых формах застывших оппозиций этого же мышления.
А теперь сосредоточу ваше внимание на более подробном описании исследуемого феномена, каким он предстает в алхимическом трактате XIII столетия. Роджер Бэкон в «Зеркале алхимии» сообщает: «Соответственно чистоте или нечистоте… ртути и серы происходят совершенные и несовершенные металлы; совершенные – золото и серебро, несовершенные – олово, свинец, медь, железо…» (Морозов, 1909, с. 66). Реальность априорно поляризована. Обозначены крайности: несовершенное – совершенное; грубое – благородное; тварное – несотворенное; плоть – дух, рассматриваемые в конечном счете в оппозиции: немощь – мощь. Сконструирован объект, пригодный для мыслительных и рукотворных операций. Намечен иерархически организованный ряд: золото, серебро, олово, свинец, медь, железо. По степени убывающего совершенства[6]. Выделена искомая теза – золото (предел) и сопредельное золоту серебро. Этой тезе противостоят антитезы, лишь в сумме как бы уравновешивающие искомое.
Далее совершается аналогичная мыслительная операция, но уже имеющая менее универсальный характер. Устанавливаются антитетические различения для каждой антитезы. Конкретность этих различений возрастает. Только грубая, ощутимая вещность наблюдаемого предмета – залог рукотворного опыта (с. 66, 68–69): «Соберем же с благоговением следующие указания о природе металлов, об их чистоте или нечистоте, об их бедности или богатстве в упомянутых двух началах». Далее следует описание всех шести металлов: «Золото есть тело совершенное…» Серебро – «почти совершенное, но ему недостает только немного более веса, постоянства и цвета» (утяжелим, стабилизируем, подкрасим!). Олово, хотя и чистое, но несовершенное, потому что оно «немного недопечено и недоварено» (допечем и доварим!). Свинец еще более нечист, ему недостает прочности, цвета. «Он недостаточно проварен» (упрочим, окрасим, проварим!). Медь и железо и того хуже. Если в первой «слишком много землистых негорючих частиц» (удалим!) и «нечистого цвета» (отмоем!), то в железе много нечистой серы (выжжем серу!).
Однако и золото Роджера Бэкона совершенно лишь как тело сотворенное. Предел: дух золотости, содержащийся и в ржавом железе. Здесь-то и таится неокончательность, отличающая алхимическую тезу от собственно христианской. Она грубей, площе. Здесь снято также и приобщение к бесконечному субъекту. Личность в алхимии подчеркнуто индивидуалистична; хотя существует лишь в паре с послушливым христианином. Описание металлов, данное Бэконом, вынуждает изобретать антитетически сменяющие друг друга практические приемы. Их выполнение предполагает предел – отсутствие всяких приемов над совершенным золотом. Небытие действия – священнодейственная истинно существующая вещь (совершенное алхимическое золото).