Раньше Тома мужа не любила и побаивалась. Теперь осталась только нелюбовь. А страх сменился презрением. Презрение хуже страха или ненависти. Потому что страх и ненависть – уж такой вот парадокс – притягивают. Да, да… Но ни одна уважающая себя женщина не станет жить с мужчиной, которого презирает.
Не прошло и двух лет со дня рождения дочери, как Тамара решила вернуться домой. Уйти от нелюбимого мужа навсегда.
- Я больше так не могу, - сказала она мужу. – Я забираю дочь и уезжаю.
- Курат! – сдержанно ругнулся Эдуард. – Мне говорили, что русские жёны импульсивны и безответственны. Я надеялся, ты другая.
- Прости за то, что разочаровываю.
Он ничего не сказал ей в ответ.
Он хранил молчание два дня. И только в день маминого отъезда он холодным тоном звонко произнёс:
- Му каллис, оставь кольцо. Оно должно остаться в семье.
- Кольцо на журнальном столике, - сказала она. – Прощай.
Но он уже отвернулся и безучастно глядел в окно…
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ
Как там у Есенина? «Наверно, в осеннюю сырость меня родила моя мать…»
Никаких «наверно»! Мне доподлинно известно: я попросился на свет в ночь с сентября на октябрь. За окном лил дождь. Часы показывали без четверти два.
Мать ждала меня к середине октября. Но… Меня потом часто укоряли в нетерпеливости. Вероятно, в ту ночь я впервые это продемонстрировал.
Накануне вечером заявился отец с подарком для мамы.
- Томця, посмотри, что я достал. Редчайшая книга. Отдал огромные деньги.
Мама была слегка разочарована:
- Ты обещал купить коляску.
- Коляска никуда от нас не уйдёт. Жизнь длинная…
- Да, знаю, всё будет. Но когда?
- Завтра же займусь коляской. А пока – барабанная дробь! - книга некоего Бенджамина Спока. Книга о правильном уходе за ребёнком.
- Лёня, у меня есть дочь. Я прекрасно знаю, как нужно…
- Пойми, в Америке это Библия для матерей! – он протянул ей книгу. – Правда, есть нюанс - она на английском.
- Что же мне с ней делать? Разглядывать картинки?
- А какой язык ты учила?
- Немецкий. А ты?
- Не знаю. Кажется, тоже немецкий. Может, Наташка будет тебе переводить?
- Она тоже учит немецкий.
- Какого чёрта? Почему не английский? Или французский.
- Лёнечка, она немка…
- Перестань, нет в ней ничего немецкого, кроме костлявости.
- В любом случае спасибо тебе за подарок. Пригодится. Ты останешься сегодня на ужин?
- И не только на ужин.
Отец остался на ночь. Лёг пораньше. Хотел выспаться. Но именно той ночью сыну вздумалось родиться.
- Лёня, у меня, кажется, начались схватки.
И она стянула с отца одеяло.
Тот недовольно заворчал:
- Не могли потерпеть до утра?
- Лёня!
- Ладно, я встаю. Но предупреждаю, если он устроил ложную тревогу, я всё равно его из тебя достану и поставлю в угол в наказание за то, что он не даёт нам спать.
- Прекрати шутить, у меня отошли воды.
- По этому поводу я шутить точно не буду.
Из-за отсутствия телефона не было возможности вызвать «Скорую» или такси. Беспокоить соседей не хотелось. Решили дойти до автовокзала: там всегда дежурила пара машин.
Машины действительно были. Аж две. Но оба таксиста наотрез отказались ехать в роддом. Оба опасались, что мать начнёт рожать прямо в салоне автомобиля.
- Ладно, Томця, дойдём пешком. Тут идти-то минут десять.
Томця объявила, что не дойдёт. Не зная, что предпринять, отец совершил безумный поступок: он заметил у входа в камеру хранения бесхозную тележку грузчика и украл её. Вернее будет сказать, угнал.
- Загружайся, - сказал папа.
Не задавая лишних вопросов и не вступая в спор, мать забралась на тележку.
Думаю, со стороны это была уморительная и одновременно трогательная картина. Легко представить. Ночь. Улица. (Дань Блоку – фонарь, аптека…) Ливень. Отец, распевая во всё горло «Врагу не сдаётся наш гордый «Варяг», катит тележку, на которой корчится от боли без пяти минут мать его ребёнка.
До ворот больницы докатили без происшествий. Но у цветочной клумбы тележка зацепилась о бордюр, одно колесо коварно слетело. Отец не смог предотвратить крушение. Тележка перевернулась; мать вывалилась в клумбу и закричала…
Отец запаниковал и бросился к приёмному отделению:
- Эй! Вашу мать! Моя жена рожает прямо на грёбаной клумбе!
Мать рассказывала мне потом, что он, нецензурно ругаясь, поднял на уши всю больницу.
Дальше всё было как у всех. Ничего необычного.
Жаль, конечно, что мать не родила меня прямо там, под ливнем. Тогда бы я имел полное право написать примерно следующее: «На клумбе, в осеннюю сырость меня родила моя мать».
В момент моего рождения случилось ещё кое-что. Лишь только меня показали маме – она потеряла сознание. А когда меня принесли к ней в палату для первого кормления, она спросила медработницу:
- Извините, пожалуйста, а это точно мой? Вы уверены? Там не могли перепутать?
Медсестра возмутилась:
- Та вы шо! Це ж не посылка!
Мама обречённо вздохнула.