Родом из детства

Маме было двадцать восемь лет. Она пришла на кладбище с шестилетней дочерью. Пока дочь бродила между могил, собирая в нелепый букет сухие опавшие листья, мать застелила столик газетой, нарезала хлеб, колбасу, сыр, соорудила бутерброды, достала из сумки бутылку с вишнёвой наливкой, несколько рюмочек… Мать ждала, что придёт ещё кто-нибудь. Была годовщина со дня смерти её отца, который с трудом, всего лишь на три года, пережил свою любимую жену. Но больше никто не явился. Нет у живых – за редким исключением – ни времени, ни желания навещать мёртвых.

Подошёл мужчина цыганской наружности в серой спецовке и голубом берете. И спецовка, и берет были в разноцветных пятнах засохшей краски.

- Извините за интимный вопрос, - сказал он, - но нет ли у вас случайно спичек?

- Боюсь, что нет.

- Очень жаль, - подчёркнуто грустно констатировал мужчина, которому суждено было стать моим отцом. – С другой стороны, целых три часа без единого перекура… Иду на рекорд!

Подбежала Наташа.

- Драсьте! Вы художник?

- Художник! Меня зовут Рафаэль Леонардович Микеланджело. Сейчас я как раз расписываю одну оградку неподалёку. – Он посмотрел на маму. – Это, конечно, не Сикстинская капелла, но друг попросил именно меня, а значит, полностью полагается на мой художественный вкус. Я бы с удовольствием написал ваш портрет.… Такая исконно русская красота… Я восхищён… Вообще-то я маляр…

Смутившись, мама пробормотала неуместное: «Очень приятно».

Он спросил:

- Вы сёстры?

Мама ощутила, что начинает краснеть, и смутилась ещё больше.

- Это моя дочь, - прошептала она, - Наташа…

- Дочь? Этого не может быть! Кто же вам позволил рожать в пятнадцать лет?

Лесть была грубой, но приятной.

- Хотите с нами перекусить?

Папа принял приглашение не раздумывая.

Пока они ели, он шутил, балагурил… Пил только он, а мама хмелела и без спиртного. Обычно молчаливая и замкнутая, она вдруг почувствовала себя юной, лёгкой и весёлой и даже попыталась рассказать забавный случай, произошедший во время похорон её отца.

К ней, взвалившей на себя все тяжкие хлопоты, связанные с похоронами, обратилась старенькая соседка:

- Тамарочка, - сказала она, - ты не могла бы в гроб к Матвею положить вот эти туфли.

Соседка протянула старую, совершенно истоптанную пару штиблет.

- У папы есть туфли, - ответила удивлённая необычной просьбой Тамара. – Он привёз их с войны из Германии и носил только по праздникам.

- Это не для Матвея, - объяснила старушка, - для Фёдора моего…

Оказывается, когда Фёдор, её муж, умер, она купила ему новый костюм и новые туфли. В них и похоронила. Но по ночам, во сне, супруг часто являлся к ней и жаловался, что новые туфли больно жмут ему ноги.

- Ну что тебе стоит? – молила соседка. – Они много места не займут. Матвея не стеснят. А я буду спать спокойно. А на том свете разберутся.

Мама согласилась. Но затем соседка принесла бутылку водки. И тоже сунула в гроб.

- Водка тоже для Фёдора? – спросила мама.

- Господь с тобой, - перекрестилась старушка, - Фёдор и при жизни-то не пил, а уж после смерти… Это я Матвею. За беспокойство. В благодарность.

Когда стало темнеть, мама засобиралась домой. Отец проводил её до центральных ворот.

- Черкните, - попросил он, - номер телефона.

За маму ответила дочь.

- У нас нет телефона, дядя Лёня! – радостно сообщила она.

- Ну ничего, - в тон ей сказал дядя Лёня. – Жизнь длинная, всё будет!

И скрылся в наступивших сумерках.

По прошествии недели, когда мать уже потеряла всякую надежду увидеть Леонида когда-нибудь снова, он встретил её с цветами на проходной мебельной фабрики имени Боженко. На этот раз на нём был светло-серый костюм-тройка. На голове шляпа, которая ещё сильнее делала его похожим на цыгана.

Он протянул ей розы:

- Боялся, что пропущу вас. Даже не думал, что столько народа занимается мебелью. Надо же! Хотя приличной мебели в стране нет. Парадокс. У нас и не всегда поймёшь с первого взгляда, где шкаф, где гроб, а где садовая скамейка.

- Вам очень идёт костюм.

- Италия. – Он взял маму под руку. – Мы с напарником всё лето реставрировали одну церквушку, в результате чего – барабанная дробь - батюшка отпустил нам грехи и одарил крупной деньгой. Я тут же по большому блату купил этот костюм. Я мог бы купить отечественный и ходить в нём униженным и оскорблённым. Гордость не позволила. Ведь в моём роду были гордые сицилийцы. А как гласит сицилийская пословица: солому жрём, но форсу не теряем!

- Маляр – и реставратор?

- Что тут скажешь? Я талантлив. Это всё гены. Открою вам нашу семейную тайну. Но за разглашение, предупреждаю, вы можете поплатиться жизнью. Я внебрачный сын Михаила Ивановича Курилко – главного художника Большого театра. Слышали о нём? Как-нибудь расскажу о его амурных похождениях. Я, кстати, из дворян. Моего прадеда Данилу Курилко императрица Екатерина Вторая произвела в корнеты и пожаловала ему дворянское звание. Вот так вот. А вы что расскажете о себе?

-Мы из простых, - скромно ответила мама. – Рассказывайте лучше вы.

Он не заставил себя долго упрашивать. Он болтал без умолку. При этом совершенно не умел говорить серьёзно. Он всё время шутил.