Читаем Роддом. Сериал. Кадры 1–13 полностью

И не про то, что Владимир Яковлевич всегда интернов мужского пола предпочитал. Никаких предложений им не делал. Ни жестом, ни взглядом, ни полунамёком. Просто любил, чтобы интерн при нём был мужского пола. Красивый. Просто любил, чтобы рядом красивый мужчина был. Женщины тоже такое любят — чтобы рядом красивый мужчина был. И это вовсе не значит, что они на него немедленно кидаться будут с раздвинутыми ногами наготове.

Совсем мысли в голове у Татьяны Георгиевны смешались. А слёзы и сопли на лице замёрзли.

На лестницу вышла Маргарита Андреевна. С синим халатом в руках.

— Накинь. И не реви. Знаю уже, знаю… Жалко падлу. Глупо как. Акушер-гинеколог, заведующий отделением. Оперировал гениально. А сдох, как какой-то маргинал голимый!

— Марго!

— Да что мне, проще тебя? Мне самой Вовик руки ставил. Он всё умел. Всё про баб знал. А баб не любил. Но всё равно — сам нарвался! — зло сказала Маргарита Андреевна. — Целый год носило его по кому попало, и всё больше по каким-то мусульманам-гастарбайтерам. Что у них, хер, что ли, как у ишаков? — злилась Марго вовсе не на Вовика и даже, наверное, не на «ишаков». Злилась на смерть. На смерть, которая не всегда умна и всегда не вовремя. — Да тут половина роддома — Вовкины ученики. Столько говнюков чуть красивее обезьяны в люди вывел. Пул самых красивых, грамотных и умелых акушеров-гинекологов мужского пола создал. Да он должен был помереть в своей постельке, в окружении благодарных учеников. А закончил жизнь на съёмной хате, с ножом в сердце, в луже крови! Тьфу! Идём, накатим по стакану. Ты в роддоме остаёшься?

— Да. Куда мне ещё. К тому же двое в родах. Одна из них — моя…

— А я домой поеду.

— Как Светка, кстати? — спросила Татьяна Георгиевна, перестав, наконец, всхлипывать.

— Ты не поверишь! — обрадованно встрепенулась Марго. — Пообещала мне, что будет восстанавливаться в академии. Пару раз мне сделала чай. А однажды даже пса выгуляла! Представляешь?

Обе были рады перемене темы.

— Ладно, Марго, давай, катись до хаты. Тебе есть к кому.

Даже лучшей своей подруге не призналась бы Татьяна Георгиевна, что сегодня ночью ей лучше здесь, чем дома. В сущности, она так же одинока, как Владимир Яковлевич. Можно, конечно, уехать домой. И даже вызвать Панина — прискачет. Но чем Панин лучше случайных любовников Вовика? Тем, что он постоянный? Или тем, что «натурал»? Ничем не лучше. Всё равно все умрём.

Странно это — сидеть ночью в родзале, когда уже тихо и родильницы переведены в палаты. Сидеть и размышлять о смерти именно там, где только что присутствовал при появлении на свет двух новых жизней.

— Татьяна Георгиевна, кофе? — тихо уточняет первая акушерка смены.

Она сделает ей кофе. И заведующая будет сидеть и пялиться в стенку под аккомпанемент уборки родзала, грюканье инструментов, проходящих предстерилизационную обработку, под шарканье рожениц по отделению, под грохот предрассветных швабр. Будет сидеть и пялиться в стенку. И слава богу, что сегодня дежурит не Марго и не Савельевна. А хорошая, но ещё достаточно молодая акушерка. Она не в курсе, сколько ночей просижено здесь с человеком, который так глупо погиб. Ну и хорошо. С ней Татьяна Георгиевна не захлебнётся в соплях. А просто выпьет кофе и поднимется в палату интенсивной терапии. Посмотреть, как там прооперированная эклампсия. А потом в детскую реанимацию — уточнить, что именно ей «в очередной раз сойдёт с рук».

Никому ничего в этой жизни с рук не сойдёт.

Это особенно ясно ночью. Когда нормальные люди спят и не ведают, как причудлив рисунок недавно появившейся трещинки на одной из стен родзала… Или, скажем, морга. Велика ли разница?.. «Жизнь и смерть». «Трещина между мирами»… Чушь какая-то! Разница лишь в частоте ремонтов. Она же заведующая, чёрт возьми! И трещины на стене — это не трещины в жизни. Зашпаклевал, покрасил, и будь здоров!

<p>Кадр двенадцатый</p><p>Только не смейтесь!</p>

Приближалось двадцать третье февраля…

— Что-то будем делать? — деловито уточнила накануне Маргарита Андреевна у заведующей, зайдя после обхода к ней в кабинет.

— Ничего. Надоело. Каждый год одно и то же! Семён Ильич орёт на пятиминутке, что никаких празднований, а ближе к вечеру мы собираемся — ну где ещё, да? — в изоляторе обсервационного отделения. И я потом имею вырванные годы. В первую очередь — ну от кого же ещё, да? — именно от нашего драгоценного, всеми обожаемого начмеда!

— Слушай! — Марго прикрыла дверь и уселась на стул. — Так ты чего меня визитку того Волкова просила разыскать у тебя на столе, а? Напилась в ресторации, а переспать не с кем?

— Именно так, именно так, дорогая моя! Не бегать же мне ночью по улице с криками: «Эй, мужики, а кому с бабой переспать?!»

Отчего-то они обе ужасно развеселились.

Отсмеявшись, Маргарита Андреевна спросила:

— Переспала?

— Переспала.

— И как?

— Маргоша, как обычно. Очень хороший мужик. Замечательный даже.

— И чего?

— И ничего! Обязался на каждый день рождения главной медсестры больницы и даже главной акушерки родильного дома поставлять роскошные букеты.

— Нажаловалась, змея, да?

— Можно подумать, что тебе стыдно!

Перейти на страницу:

Все книги серии Роддом

Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37
Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37

Идея «сериала» на бумаге пришла после того, как в течение года я ходила по различным студиям, продюсерским центрам и прочим подобным конторам. По их, разумеется, приглашению. Вальяжные мужички предлагали мне продать им права на экранизацию моих романов в околомедицинском интерьере. Они были «готовы не поскупиться и уплатить за весь гарнитур рублей двадцать». Хотя активов, если судить по персональному прикиду и меблировке офисов у них было явно больше, чем у приснопамятного отца Фёдора. Я же чувствовала себя тем самым инженером Брунсом, никак не могущим взять в толк: зачем?! Если «не корысти ради, а токмо…» дабы меня, сирую, облагодетельствовать (по их словам), то отчего же собирательная фигура вальяжных мужичков бесконечно «мелькает во всех концах дачи»? Позже в одном из крутящихся по ТВ сериалов «в интерьере» я обнаружила нисколько не изменённые куски из «Акушер-ХА!» (и не только). Затем меня пригласили поработать в качестве сценариста над проектом, не имеющим ко мне, писателю, никакого отношения. Умножив один на один, я, получив отнюдь не два, поняла, что вполне потяну «контент» «мыльной оперы»… одна. В виде серии книг. И как только я за это взялась, в моей жизни появился продюсер. Появилась. Женщина. Всё-таки не зря я сделала главной героиней сериала именно женщину. Татьяну Георгиевну Мальцеву. Сильную. Умную. Взрослую. Независимую. Правда, сейчас, в «третьем сезоне», ей совсем не сладко, но плечо-то у одной из половых хромосом не обломано. И, значит, всё получится! И с новым назначением, и с поздней беременностью и… с воплощением в достойный образ на экране!Автор

Татьяна Юрьевна Соломатина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47
Роддом, или Жизнь женщины. Кадры 38–47

Татьяна Георгиевна Мальцева – начмед родильного дома. Недавно стала матерью, в далеко уже не юном возрасте, совершенно не планируя и понятия не имея, кто отец ребёнка. Её старый друг и любовник Панин пошёл на повышение в министерство и бросил жену с тремя детьми. Преданная подруга и правая рука Мальцевой старшая акушерка обсервационного отделения Маргарита Андреевна улетела к американскому жениху в штат Колорадо…Жизнь героев сериала «Роддом» – полотно из многоцветья разнофактурных нитей. Трагедия неразрывно связана с комедией, эпос густо прострочен стежками комикса, хитрость и ложь прочно переплетены с правдой, смерть оплетает узор рождения. Страсть, мечта, чувственность, физиология, ревность, ненависть – петля за петлёй перекидываются на спицах создателя.«Жизнь женщины» – четвёртый сезон увлекательнейшего сериала «Роддом» от создательницы «Акушер-ХА!» и «Приёмного покоя» Татьяны Соломатиной.А в самолёте Нью-Йорк – Денвер главную героиню подстерегает сногсшибательный поворот сюжета. И это явно ещё не финал!

Татьяна Юрьевна Соломатина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее

Похожие книги