Роддом. Сериал. Кадры 1–13

— Вы не слишком-то забывайтесь, Ельский, — холодно отчеканил Семён Ильич. — И родовыми травмами ни во врачей, ни в родственников не разбрасывайтесь без нужды. Я давно за вами эту «любовь» к родовым травмам замечаю. В первые же сутки родне лепите «родовая травма!» — они сами вешаются и врача повесить готовы. А тут вы, рыцарь в серебряных доспехах, сообщаете им, что только ваша забота и лечение… Вы у нас просто гений, Владимир Сергеевич, руками своими золотыми родовые травмы разводите и детей здоровыми выписываете. Разумеется, радостный и не виноватый в своей медицинской неграмотности обыватель благодарен вам по самые… колени. Если узнаю, что вы и мужу рассказали про это ваше — «не могу пока сказать наверняка, но, похоже, родовая травма», — неприятностей не оберётесь. Из заведующих детской реанимацией в момент вылетите. И супруга ваша с работы вылетит. Потому как очень любит спать на ночном дежурстве. Я как-то раз внезапный обход начмеда устроил в её ночное — так даже памперсы на время запретил, чтобы детские медсёстры не забывали, что такое младенцам жопы мыть. Она, конечно, ваша жена, но жена заведующего детской реанимацией и профессия «детская медсестра» — не идентичные понятия. — Ох, не удержался Сёма. — Так что если уже выскочила из вас любимая ваша «родовая травма» с УЗИ-картинками перед носом и без того ничего не соображающего новоявленного папаши — так бегайте теперь за ним и читайте внятные лекции по тяжёлой эклампсии!

Ельский промолчал. А что он мог сказать начмеду? Но выражение морды лица у него было… как у арабского скакуна перед выездкой.

Панин попросил с пятиминутки средний медицинский персонал и интернов, и врачи были преданы такой жестокой сварке… Пардон, разбору полётов.

— Зайди ко мне! — рявкнул Семён Ильич по окончании утренней врачебной конференции.

Татьяна Георгиевна спустилась в подвал, перекурила и только после этого зашла.

— Чтобы история этой бабы была вылизана, как я не знаю что! — начал он без приветствий и расшаркиваний.

— Хорошо, Семён Ильич.

— И обиженную из себя не строй!

А вот это было совершенно лишнее.

— Вам бы этого хотелось, Семён Ильич?

— Где этот пидорас Миронов?! — пропуская мимо ушей, продолжил Панин. — С дежурства удрал! Это уже ни в какие ворота! Я смену в патологии прижал — говорят, весь день был, ушёл вечером, сказал, будет через пару часов — и пропал! Мобильный не отвечает. Домашний никто не берёт. Всё, моё терпение кончилось. При всём уважении — выкину из заведующих на хер! В простые дежуранты у меня пойдёт! В обсервацию!

— Только не в обсервацию, Семён Ильич…

— Что ты мне Семён Ильич, Семён Ильич… Заладила, как попка! Какой я тебе Семён Ильич?!

Татьяна Георгиевна благоразумно молчала.

— Там нет родовой травмы? Ну… на самом деле, не дай бог?

— Извлечение было без затруднений.

— Что ты мне тут односложно отвечаешь? Я что, тебе враг? Я спрашиваю, чтобы твою жопу прикрыть, если что!

— И часто вы мою жопу прикрывали с родовыми травмами? И со всем остальным? — поинтересовалась Татьяна Георгиевна. И, не удержавшись, добавила: — Семён Ильич.

— Тань, хорош уже! Не часто.

— Ты мне скажи, я заведующая, потому что я твоя любовница?

— Нет. Ты прекрасно знаешь, что нет.

— Да. Я прекрасно знаю. Ты прекрасно знаешь. Святогорский прекрасно знает. Даже гад Ельский — и тот прекрасно знает. Потому что они хотя бы помнят, что заведовать обсервацией я стала раньше, чем тебя начмедом сделали. Пусть ненамного, но раньше. А вот молодые доктора и всяческий разнообразный персонал… Так что ты, Семён Ильич, когда в следующий раз захочешь высказаться в ответ на чьи-либо намёки, сто раз подумай и вспомни, что на пятиминутке я тебе не любовница, а заведующая обсервационным отделением. Сама дура, осталась тут на ночь, идиотка… Хотя если бы на ночь не осталась, то… Этот Наезжин понаковырял бы. Я тебя об одном прошу за этот мой бессмысленный и беспощадный подвиг с этой эклампсией, от которого мне теперь одни неприятности, — Михаила Вениаминовича из моего отделения убери.

— Да куда я его уберу?!

— Куда хочешь, Сёма. Должна же я, в конце концов, иметь какие-то выгоды от того, что я твоя любовница!

— Хорошо, я подумаю.

— Подумай. А я пошла работать. И, если ты не против, я накатаю дефектуру той ЖК, где эта баба наблюдалась. Они её с диагностированной ГБ ни разу на плановую госпитализацию не отправили и даже в группу риска по развитию эклампсии не отнесли. Нет, я, разумеется, понимаю, что они ей госпитализацию наверняка предлагали, а она отказывалась. Но ни одной записи об этом нет. Не умеют убеждать — пусть хоть документацию учатся вести. Муж её у меня пока спросил только, сможет ли он забрать бабки из того родильного дома, где его супруга рожать собиралась. Так что он крайне недоволен врачом «Скорой», оказавшимся настолько грамотным, что его жене жизнь спас.

— Так чем именно он недоволен?