Роддом. Сериал. Кадры 1–13

— Давно хотела проверить, не отсырел ли где контакт… — первым делом Татьяна Георгиевна нажала на кнопку ургентного звонка. — А вы, — проорала она персоналу приёмного, перекрикивая безумный истошный звон, раздавшийся в тихой роддомовской ночи, — все строем будете сдавать зачёты по неотложным состояниям в акушерстве и тактике оказания помощи, идиоты! — При слове «идиоты» она выразительнейшим образом посмотрела на это ничтожество, это протеже профессорши Денисенко, Михаила Вениаминовича. Он не только «мясник», как верно окрестили его девочки в Сети, но ещё и непроходимый тупица.

Анестезиологическая бригада, слава тебе Господи, ещё не утратила навыков моментального прибытия в приёмный покой по ургентному звонку. Врач, анестезистка, чемодан, каталка.

— На пятый? — только и спросил Святогорский.

— Обменная карта есть?

— Есть, есть! — виновато хором заголосили акушерка приёмного и Михаил Вениаминович.

Аркадию Петровичу хватило одного взгляда, чтобы отдать распоряжения. Через пять минут женщина была интубирована. Через пятнадцать — оказалась на операционном столе.

В ассистенты Татьяна Георгиевна взяла интерна Александра Вячеславовича, которого нынче в родильном доме иначе как «паж Мальцевой» и не называли. Спасибо Семёну Ильичу за очередное клейкое словцо, мать его так-перетак! Михаил Вениаминович остался разбираться с врачом «Скорой», Татьяне Георгиевне было не до бумажек. А затем поднялся на пятый, заказывать плазму и кровь. Да и роддом совсем без врача не бросишь, гинекология не в счёт — располагается в главном корпусе, да и давным-давно забыл тот горе-доктор, что сегодня в гинекологии дежурит, что есть на свете такое ремесло — акушерство.

К шести утра закончили. Женщину стабилизировали, оставили в палате интенсивной терапии. Новорождённого отправили в реанимацию.

Ответственный дежурный врач Владимир Яковлевич Миронов так до утра и не появился. Так что пятиминутка была томной. После того как Татьяна Георгиевна Мальцева доложила о единственных родах за ночь в операционной физиологического отделения и обо всех подробностях неслаженной работы самого первого звена — приёмного покоя и дежурных врачей, Семён Ильич долго и смачно орал. И было за что. Женщина с гипертонической болезнью — что отражено в обменной карте, с тяжелейшей эклампсией… «А вы, Михаил Вениаминович, не знаете, зачем у нас ургентный звонок существует? Вы полагали, он существует для красоты?! Сегодня же рапорт ляжет на стол главному врачу!!!» Никуда, разумеется, рапорт не ляжет. Сёма сор из избы предпочитает не выносить. По мере возможности. Всё нормально с женщиной? Вот и хорошо. Готовьте, Татьяна Георгиевна, случай к клиническому разбору. Ну, спасибо, Семён Ильич, удружили-с… Не делайте ничего хорошего — всё равно ничего хорошего из этого лично для вас не выйдет! Затем ещё Владимир Сергеевич масла в огонь подлил, своим вечно бубнящим тихим голосом сообщив, что у новорождённого, того, что в реанимации, подозрение на родовую травму. Потому как, видите ли, на УЗИ картина кровоизлияний в головной мозг. Ну, было бы удивительно, чтобы при такой эклампсии тех кровоизлияний не было. Что ж ты, Владимир Сергеевич, не подождавши, как себя те кровоизлияния в динамике будут вести, сразу на меня всех чертей вешаешь, а? Тебе что, твоя жена-медсестричка сегодня не дала? «Я не могу пока сказать наверняка, но, скорее всего, имеет место родовая травма. Хотя, разумеется, Татьяне Георгиевне, как обычно, всё сойдёт с рук. Обнаружится букет инфекций группы TORCH, или на эклампсию всё спишут». Ах ты ж, паскуда! И ладно бы, гад, только тут такое говорил — пятиминутка и не такое терпит, но он же сто процентов уже и мужу родильницы сказал: «Я не могу пока сказать наверняка…»

«Как обычно, всё сойдёт с рук…» Нет, ну надо же!