Роддом. Сериал. Кадры 1–13

К тому же, когда они снова встретились — в интернатуре, — Варя Панина была беременна во второй раз. Она получила тихую, милую, скромную, симпатичную терапию, шесть лет отсиживалась в декрете, а затем забеременела в третий раз. Так что у Семёна Ильича Панина было трое детей и прекрасная жена-мать-хозяйка Варвара Степановна.

Когда случилась интернатура — Панин и Мальцева тут же, в первый же день, заперлись в той самой раздевалке интернов с хлипкой дверью, на какой-то очередной коробке «на постоять»…

— Господи, как же я тебя люблю! Боже, как же я люблю тебя! — стонал Панин, тогда ещё далеко не всегда Семён Ильич. Фигуристый, красивый Панин. Мощный, весёлый, с густыми жёсткими волосами… — Я жить без тебя не могу!

Танька молчала. Ей всё это нравилось. Ей нравился Панин, хлипкая дверь в раздевалку интернов и даже эта коробка «на постоять». Для неё это было очередным любопытным приключением. Но тогда ещё был жив муж. И он, муж, был частью Мальцевой. Частью Мальцевой, а не частью жизни Мальцевой. Что такое «часть жизни»? Что-то вроде коробки «на постоять»… Своего мужа Мальцева любила, как любят только часть себя. Никогда и ни к кому так не ревновал Панин Таньку, как к её мужу. Особенно после того, как тот погиб. Он до сих пор — сколько лет уж! — безумно ревновал Таньку к покойному мужу. Ничему Панин так и не научился! Ну не мог он привыкнуть к огромному его портрету на стене Танькиной спальни. К его фотографиям в рамочках на кухне. К нему, каждый раз неожиданно-пристально смотревшему на Панина со стены, когда включался свет в коридоре. Особое бешенство вызывало то, что Танькин покойный муж и он, Семён Панин, похожи… Просто этой твари нравится один и тот же — внешне — тип мужчин, нечего выдумывать! Она вышла за него замуж не потому, что он был похож на тебя. Она к тебе потянулась, потому что ты был похож на образ в её сердце!

После того как Танькин муж погиб, а оба они — и Мальцева и Панин — были уже старшими ординаторами, всё стало… таким, каким и оставалось по сей день. С поправками на плюс-минус быт, плюс-минус жизнь и плюс-плюс-плюс работу. Мальцева тогда, после похорон мужа, весь вечер пила с Паниным в ресторане, а всю ночь и даже следующий день — трахалась с Паниным. Иначе не назовёшь. Она трахалась. И трахалась она с остервенением. И делала она это не с Паниным. Ирония, но за Варину первую брачную ночь ему отомстила Танька Мальцева. В первую ночь после похорон своего мужа, остервенело сношаясь вовсе не с ним, не с Семёном Паниным. Варя, впрочем, проживала в счастливом неведении. Она не знала, что первую брачную ночь любили не её. Потому и знание об отмщении ей было и вовсе уже ни к чему. Во многом знании вообще много печали, как написано в одной неглупой книжке.

Знала ли Варвара Степановна Панина, что её муж ведёт такую сложноподчинённую двойную жизнь? Наверное, знала. Варя была тихой, милой, скромной, симпатичной… Но законченной кретинкой она не была. Разумеется, догадывалась. Но о перипетиях, извилистостях, лабиринтах сложноподчинённости и близко не подозревала. Самое мерзкое во всём этом было не то, что Варя «терпела из-за детей» или потому, что «а куда я денусь?», нет! Варвара Степановна боготворила своего мужа так же, как боготворила ещё до того, как он подошёл к ней и сказал: «Варя, что вы делаете сегодня вечером?» — и пригласил в кино. Если Сене — так она его называла — нужна Мальцева, значит, она ему нужна. Варя приняла бы его уход. Приняла, продолжая боготворить. И именно поэтому он не мог от неё уйти. И ещё потому, что Мальцева не хотела, чтобы он уходил от Вари. Точнее — не хотела, чтобы он приходил к ней. Переходил. Да, именно. Иногда казалось, что Мальцевой вообще всё равно, от кого уйдёт Панин, куда он пойдёт… И при этом женщины живее и любопытнее, жизнеспособнее и пробивнее, чем Татьяна Георгиевна Мальцева, невозможно было себе представить. Умная, организованная, чувственная, совершенно не стареющая, в отличие от Вари… Мадам Панина вообще давно плюнула на свою внешность. Хотя и прежде ею особо не интересовалась. Варвара Степановна интересовалась кухней, детьми, школами для детей, одеждой для детей, английским и танцами, престижными вузами — для детей. И не вмешивалась в жизнь мужа.

— Привет! — радостно встретила Татьяну Георгиевну Варвара Степановна. Мальцева только-только приехала к зданию кафедры, где проходили заседания спецсовета, и как раз поднималась по лестнице на второй этаж.

Панина была в строгом костюме. Шерстяном. Юбка, пиджак. Давно уже слишком бутылочные ноги в омерзительно светло-телесных колготках. Какие-то корявые туфли. На Варе даже самая хорошая обувь выглядела коряво. Она совершенно ничего не умела носить. Одежду в том числе. На лацкане пиджака уже красовалось какое-то паштетное пятно. Ну, разумеется, локальный последиссертационный фуршет — читай «предварительное застолье» — всегда на диссертанте. Кто-то нанимает повариху, кто-то заказывает из ресторана. Семён Ильич об этом вообще не думает, потому что у него есть Варвара Степановна, его вечная ключница, мать его, блин, детей.