Роботы утренней зари

— Могут. Но мой корабль, по крайней мере, не будет захвачен врасплох. Кстати, я не из гипервизионных героев и постараюсь уменьшить шансы на уничтожение. Мне пришло в голову, что одной из неудач проникновения поселенцев на Солярию является наше полное незнание этой планеты. Значит, полезно было бы иметь с собой кого-то, кто знает этот мир — солярианина, короче говоря.

— Вы имеете в виду — мена?

— Именно, миледи.

— Почему меня!

— Я думаю, вам и так ясно, миледи. Соляриане, покинув планету, ушли неизвестно куда. Если там кто-то остался — это враги. На других Внешних Мирах нет никого солярианского происхождения, кроме вас. Вы единственная солярианка, подходящая мне, единственная во всей Галактике. Вы мне нужны и должны ехать со мной.

— Ошибаетесь, Поселенец. Может, я для вас единственная подходящая, но вы мне не подходите. Я окружена роботами. Один ваш шаг — и вы будете обездвижены, а при сопротивлении можете и пострадать.

— У меня нет намерения действовать силой. Вы должны ехать добровольно. Ведь дело идет о предотвращении войны.

— Это забота правительства, моего и вашего. Я отказываюсь что-нибудь делать. Я частное лицо.

— Вы обязаны сделать это для вашего мира. В случае войны пострадаем не только мы, но и Аврора.

— Я тоже не из гипервизионных героев.

— Тогда вы обязаны мне.

— Вы ошибаетесь! Я вам ничем не обязана.

Д.Ж. тонко улыбнулся.

— Лично мне как индивидууму вы ничем не обязаны. Но у вас большой долг передо мной, как перед потомком Илайджа Бейли.

Глэдия замерла, глядя на бородатого монстра. Как она могла забыть, кто он?

— Нет, — наконец выговорила она.

— Да, с силой сказал ДЖ. — Два раза предок «делал для вас больше, чем вы когда-либо могли оплатить. Его здесь нет, чтобы потребовать уплаты хотя бы части долга, но я унаследовал это его право.

Глэдия сказала в отчаянии:

— Но что я могу сделать для вас, если поеду?

— Там увидим. Вы поедете?

Глэдии хотелось отказаться. Но не для этого ли Илайдж снова вошел в ее жизнь за последние сутки?

— Но Совет не позволит мне ехать с вами. Ни один аврорец не сядет на поселенческий корабль.

— Миледи, вы живете на Авроре два столетия и думаете, что аврорцы считают вас своей? Нет, для них вы все еще солярианка. Они отпустят вас.

— Нет, — сказала Глэдия.

Сердце ее сильно забилось, руки покрылись гусиной кожей. Он прав. Амадейро, например, считает ее солярианкой. И все-таки она повторила, стараясь уверить себя:

— Нет, не пустят.

— Пустят, возразил Д.Ж. — Ведь кто-то из вашего Совета приходил к вам и просил принять меня?

— Он просил только сообщить о нашем с Вами разговоре, и я это сделаю.

— Если они хотели, чтобы вы шпионили за мной в своем собственном доме, то сочтут даже более полезным, чтобы вы шпионили за мной на Солярии.

Он подождал ответа, и, не получив его, продолжал с легкой улыбкой:

— Миледи, если вы откажете, у меня нет сил заставить вас. Но Совет вас заставит. Только я не хочу этого, будь он здесь. Он хотел бы, чтобы вы поехали со мной только из благодарности к нему и ни по какой другой причине. Миледи, предок работал для вас в исключительно трудных условиях. Неужели вы не захотите поработать ради его памяти?

Сердце Глэдии упало. Она поняла, что не может сопротивляться.

— Я никуда не могу ехать без роботов.

— Я на это и не рассчитывал.

Он снова ухмыльнулся.

— Почему бы не взять моих двух тезок?

Глэдия посмотрела на Дэниела. Он стоял неподвижно. Посмотрела на Жискара. Он не шелохнулся. Посмотрела внимательнее, и ей показалось, что как раз в этот момент голова Жискара чуть заметно кивнула.

Она должна была верить ему.

Она сказала:

— Ладно, я поеду с вами и с этими двумя роботами. Больше не нужно.

В пятый раз в жизни Глэдия оказалась на корабле. Сейчас она не могла вспомнить, когда они с Сантириксом поехали на планету Явтерпу ради ее прославленных лесов, которые считались несравненными, особенно в романтическом сиянии спутника планеты Джемпстоуна.

Лес действительно оказался пышным, зеленым. Деревья были посажены правильными рядами, животный мир тщательно отобран по цвету и красоте. Там не было ни ядовитых, ни каких-либо неприятных созданий.

Спутник был близок к планете и сиял, как бриллиант, он блестел, поднимаясь к зениту, и тускнел, спускаясь к горизонту. Человек очарованно следил за ним в первую ночь, во вторую — с чуть меньшим удовольствием, в третью — с еще меньшим удовольствием, а потом — с неопределенным раздражением, предполагая, что в первые ночи небо было чище, и ошибаясь в этом. Местные жители никогда на небо не смотрели, но громко восхваляли — перед туристами, конечно.

В общем-то Глэдия была довольна поездкой, но еще больше радовалась возвращению на Аврору и решила, что больше путешествовать не будет, разве что в случае крайней необходимости. Подумать только, это было по меньшей мере сто десять лет назад!

Какое-то время она жила в страхе, что ее муж будет настаивать на следующей поездке, но он ни разу не заговорил об этом. Видимо, он пришел к тому же решению и, возможно, тоже боялся, что она захочет путешествовать.