Роботы утренней зари

Ока с недоумением познала разницу: в ней усилилось впечатление, что у Сантирикса Гремиониса, кроме главного недостатка, который она определила раньше, есть и другие. Сантирикс был чувствительным, мягким, рациональным, в меру неглупым и… плоским. Сна не могла бы сказать, что именно он плоский, но что бы он ни делал и не говорил, он не воодушевлял ее, как Бейли, даже если Бейли молчал. Бейли был старше Сантирикса годами, много старше физиологически, не так красив, как Сантирикс, он, что всего важнее, нес с собой неуловимую атмосферу распада, ауру быстрого старения и короткой жизни, как все земляне. И все же… Она узнала, как глупы мужчины: Бейли подходил к ней нерешительно, совершенно не оценив своего воздействия на нее. Она узнала о его отсутствии, потому что он ушел поговорить с Дэниелом — тот был последним, как был и первым. Земляне ненавидели и боялись роботов, но Бейли, отлично знал, что Дэниел — робот, обращался с ним всегда как с личностью. С другой стороны, космониты любили роботов и чувствовали себя неуютно без них, но никогда не думали о них иначе, как о машинах. И она узнала время. Она знала, что прошло ровно три часа тридцать пять минут с тех пор, как Бейли вошел в маленькую яхту Фастольфа, и знала также, что времени остается очень мало. Чем дольше она остается вне поверхности Авроры, чем дольше корабль Бейли находится на орбите, тем больше вероятность, что кто-нибудь заметит, а если уже заметил, то почти наверняка заинтересуется, станет расследовать, и тогда Фастольфу предстоит куча неприятностей.

Бейли вышел из пилотской кабины и грустно посмотрел на Глэдию.

— Мне пора, Глэдия.

— Я знаю.

— Дэниел будет заботиться о тебе. Он станет твоим другом и защитником, и ты должна быть ему другом — ради меня. Но я хочу, чтобы ты прислушивалась к Жискару. Пусть он будет твоим советником.

Глэдия нахмурилась.

— Почему Жискар? Я недолюбливаю его.

— Я не прошу любить его. Я прошу тебя верить ему.

— Почему, Илайдж?

— Этого я не могу тебе сказать. В этом случае ты тоже должна поверить мне.

Они посмотрели друг на друга и молчали.

Это молчание как бы остановило время, позволило им задержать секунды, не дать им бежать. Но надолго это не сработало. Бейли сказал:

— Ты не жалеешь?

— Как я могу жалеть, когда я больше не увижу тебя?

Бейли хотел ответить, но она прижала свой маленький кулачок к его губам.

— Не надо лгать, — ;сказала она. — Я никогда не увижу тебя.

Она его больше никогда не увидела.

Глэдия болезненно ощущала, как ее вытягивает в настоящее через мертвую пустыню лет. „Я так и не увидела его больше, — подумала она. — Никогда“. Она так долго защищала себя от горькой сладости, а сейчас нырнула в нее — больше горькую, чем сладкую, и все из-за этого типа, Мандамуса, из-за того, что Жискар просил ее принять Мандамуса, и потому что она обещала верить Жискару. Это была последняя Его просьба. Она сосредоточилась на настоящем. Мандамус холодно смотрел на нее.

— По вашей реакции, мадам Глэдия, я вижу, что это правда. Вы не могли бы сказать это яснее.

— Что правда? О чем вы говорите?

— Что вы виделись с землянином Илайджем Бейли через пять лет после его визита на Аврору. Что его корабль был на орбите, Вы поехали туда, чтобы увидеть Бейли, и были с ним примерно то время, когда был зачат ваш сын.

— Какие у вас доказательства?

— Мадам, это не было абсолютной тайной. Земной корабль был замечен на орбите. Яхта Фастольфа была замечена в полете. Самого Фастольфа на борту яхты не было, так что там был и предположительно вы. Влияние доктора Фастольфа было достаточно велико, чтобы дело не попало в запись.

— Если нет записи, нет и доказательств.

— Доктор Амадейро две трети своей жизни потратил на то, чтобы следить за доктором Фастольфом глазами ненависти. Среди правительственных чиновников всегда были такие, кто был душой и телом предан политике доктора Амадейро и сохранению Галактики для космонитов, и они охотно сообщали ему все, что он хотел знать. Доктор Амадейро услышал о вашей маленькой эскаладе почти сразу же, как она произошла.

— Это еще не доказательство. Ничем не подкрепленное слово мелкого чиновника-подлизы не в счет. Амадейро ничего не мог сделать. Даже он понимал, что у него нет доказательств.

— Нет доказательств, на основании которых он мог бы обвинить кого-то в проступке. Нет доказательств, на основании которых он мог бы причинить неприятности Фастольфу, но их достаточно для подозрения, что я потомок Бейли, и для крушения моей карьеры.

— Можете не беспокоиться, — с горечью сказала Глэдия. — Мой сын — сын Сантирикса Гремиониса, настоящий аврорец, и вы его потомок.

— Убедите меня в этом, мадам. Я больше ни о чем не прошу. Убедите меня, что вы провели несколько часов наедине с землянином и разговаривали о политике, о дружбе, о былом, рассказывали анекдоты, но не прикасались друг к другу. Убедите меня.

— Что мы делали — не ваше дело, так что не тратьте свой сарказм. Когда я виделась с ним — я уже была беременна от мужа. Я несла трехмесячный плод Аврорский.

— Вы можете доказать это?