— Ничего я не понимал. Я удивляюсь, что двойное неведение сохранило меня в безопасности. Я не знал правильной комбинации гиперволны, чтобы добраться непосредственно до тебя, а на Земле узнать эту комбинацию было бы сложно. Сделать это частным путем я не мог — и так о нас с тобой болтали по всей Галактике благодаря тому идиотскому фильму, которой был поставлен после Солярии. Но комбинацию доктора Фастольфа я достал, и, очутившись на орбите вокруг Авроры, сразу же связался с ним.
— Так или иначе, но мы встретились.
Она села на край койки и протянула ему руки.
Бейли взял их и попытался сесть на табурет, но она притянула его к себе и усадила рядом. Он неловко спросил:
— Ну, как ты, Глэдия?
— Вполне хорошо, а ты?
— Старею. Три недели назад отпраздновал пятидесятилетие.
— Пятьдесят — это не…
Она запнулась.
— Для землянина это старость. Мы же короткоживущие.
— Даже для землянина пятьдесят лет не старость. Ты нисколько не изменился.
— Приятно слышать, но я мог бы сказать тебе, что скрип усилился. Глэдия, я должен спросить: ты и Сантирикс Гремионис…
Глэдия улыбнулась и кивнула.
— Он мой муж. Я послушалась твоего совета.
— И это хорошо сработало?
— Прилично. Живем неплохо.
— Это хорошо. Надеюсь, так и останется.
— Ничто не остается на столетия, Илайдж, но может сохраниться на годы, даже на десятилетия.
— Детей нет?
— Пока нет, Ну, а как твоя семья, мой женатый мужчина? Как сын, жена?
— Бентли уехал два года назад с переселенцами. Я еду к нему. Он крупное должностное лицо на новой планете. Ему всего двадцать четыре, но он уже заслужил уважение и почет.
В глазах Бейли заплясали огоньки.
— Я уж думаю, не придется ли мне обращаться к нему „Ваша честь“, ка людях, конечно.
— Великолепно. А миссис Бейли? Она с тобой.
— Джесси? Нет. Она не захотела оставить Землю. Я говорил ей; что мы длительное время будем жить в куполах, так что большой разницы с Землей не будет, разве что более примитивно. Может, со временем она переменит мнение. Может, ей надоест одиночество, и она захочет приехать. Посмотрим.
— А пока ты один.
— На корабле больше сотни иммигрантов, так что я практически не один.
— Они по ту сторону стыковочной стеньг. И я тоже одна.
Бейли бросил быстрый взгляд в сторону пилотской кабины, и Глэдия сказала:
— Не считая Дэниела, конечно. Но он по ту сторону двери, и он робот, хоть ты и считаешь его личностью. Но ты, наверное, хотел увидеться со мной не для того, чтобы поговорить о наших семьях?
Бейли сказал почти в тревоге:
— Я не могу просить тебя…
— А я могу. Эта койка вообще-то не предназначена для сексуальных действий, но я надеюсь, что ты с нее не свалишься.
— Глэдия, я не могу отрицать, что… — начал он. И запнулся.
— Ох, Илайдж, не надо долгих рассуждений для удовлетворения нужд вашей земной морали. Я предлагаю себя тебе в соответствии с аврорскими обычаями. У тебя есть полное право сказать, и я не могу спрашивать о причинах отказа. Впрочем, я думаю, что право отказывать принадлежит только аврорцам, но не землянам.
— Я больше не землянин.
Бейли вздохнул.
— Еще меньше склонна признать это право за несчастным иммигрантом, едущим на варварскую планету; Илайдж, у нас было так мало времени, и его так мал о сейчас. Эта встреча так неожиданна, что было бы космическим преступлением отмахнуться от нее. — Ты и в самом деле хочешь старика?
— Ты и в самом деле хочешь, чтобы я тебя умоляла?
— Но мне стыдно.
— Закрой глаза.
— Я имею в виду — стыдно за себя, за свое дряхлое тело.
— Переживешь. Твое дурацкое мнение о себе меня нисколько не касается.
Она обняла его, и застежка ее платья разошлась в стороны.
Глэдия одновременно узнала множество вещей. Она с удивлением констатировала, что Илайдж остался точно таким же, каким она его помнила. Пять лет ничего не изменили. Ей не пришлось подогревать себя воспоминаниями. Он был Илайджем.