Роботы утренней зари

— Они-то, конечно, могут, — с неожиданным пылом сказал Мандамус. — Это стоит жизней, а что им жизнь? Потеря какого то десятилетия, и только, а их миллиарды. Если в процессе колонизации умирает миллион, кто это заметит, кому это важно?

— Я уверена, что им важно.

— Вздор) Наша жизнь долгая, следовательно, более ценная, и мы, естественно, больше дорожим ею.

— Поэтому мы и сидим здесь и ничего не делаем, а только толкаем земных поселенцев рисковать своими жизнями и в результате унаследовать всю Галактику.

У Глэдии не было предубеждения против переселенцев, но она была в настроении противоречить Мандамусу, и не могла удержаться, хотя чувствовала, что ее слова могут быть расценены как убеждения. К тому же, она слышала подобные вещи от Фастольфа в его последние годы, годы его упадка.

По сигналу Глэдии стол быстро очистили. Завтрак мог бы продолжаться, но разговор и настроение стали совершенно неподходящими для цивилизованного принятия пищи. Они вернулись в гостиную. Его роботы, так же, как Дэниел и Жискар, последовали за ними и заняли свои ниши. Мандамус не обратил никакого внимания на Жискара, да и с чего бы, как подумала Глэдия. Жискар был старомодным, примитивным, совершенно не впечатляющим по сравнению с Прекрасными образцами Мандамуса. Она села и скрестила ноги, хорошо зная, что они еще сохранили юношеский вид.

— Не могу ли узнать причину Вашего желания видеть меня, доктор Мандамус? — спросила она.

Она не желала откладывать дело.

— У меня дурная привычка жевать лекарственную резинку после еды для улучшения пищеварения. Вы не возражаете?

— Я думаю, это будет отвлекать, — сказала Глэдия.

Про себя она подумала, что в его возрасте нет нужды улучшать пищеварение. Но пусть терпит неудобство.

Мандамус сунул пакетик обратно в нагрудный карман, не показав признаков разочарования.

— Я спросила, доктор Мандамус, о причине вашего желания видеть меня.

— У меня две причины, мадам Глэдия. Одна личная, другая — государственная. Вы позволите мне начать с личной?

— Откровенно говоря, доктор Мандамус, я не могу себе представить, какое личное дело может быть между нами. Вы работаете в Роботехническом Институте, не так ли?

— Да.

— И близки с Амадейро, как я слышала?

— Я имею честь работать с доктором Амадейро, — ответил он с легким подчеркиванием.

«Он платит мне той же монетой, — подумала Глэдия. — Но я не приму ее».

— Я и Амадейро имели случай встретиться два столетия назад, и это было крайне неприятно. С тех пор я не имела с ним никакого контакта. Я не стала бы контактировать и с Вами, его близким сотрудником, но меня убедили, что эта встреча может оказаться важной. Так что, не перейти ли нам к государственному делу?

Мандамус опустил глаза, на его щеках вспыхнул слабый румянец, может быть, от смущения.

— Тогда позвольте мне представиться заново: я Левулар Мандамус, ваш потомок в пятом поколении. Я пра-пра-пра-правнук Сантирикса и Глэдии Гремионис. Значит, вы моя пра-пра-пра-прабабушка.

Глэдия быстро заморгала, стараясь не показать, что у нее ощущение громового удара. Ну, что ж, у нее были потомки, и почему бы этому человеку не быть одним из них? Однако, она спросила:

— Вы в этом уверены?

— Полностью. Я сделал генеалогическое расследование. В ближайшие годы я намерен иметь детей, так что с меня все равно потребуют такого рода расследование. Если вас интересует, схема между нами — М-Ж-Ж-М.

— То есть, вы сын сына дочери моего сына?

— Да.

О дальнейших подробностях Глэдия не спрашивала. У нее были сын и дочь. Она была хорошей матерью, но с течением времени дети стали вести независимую жизнь. Что касается потомков сына и дочери, то она, как принято у космонитов, никогда о них не спрашивала. Даже встречая кого-нибудь из них, она была достаточной космониткой, чтобы не интересоваться ими. Эти мысли полностью привели ее в себя.

— Прекрасно. Вы мой потомок в пятом поколении. Если это и есть то личное дело, о котором вы желали поговорить, то оно не имеет никакой важности.

— Согласен. Я желаю поговорить не о самой генеалогии, а о том, что лежит в ее основании. Видите ли, доктор Амадейро, как я подозреваю, знает об этих вещах.

— Да? А каким образом?

— Я думаю, он справлялся о генеалогии всех тех, кто собирается работать в Институте.

— А зачем?

— Чтобы знать точно о том, что он отыскал в моем случае. Он человек недоверчивый.

— Не понимаю. Если вы мой потомок, почему это его касается больше, чем меня?

Мандамус задумчиво потер подбородок.

— Его неприязнь к вам ничуть не меньше, чем ваша к нему, мадам Глэдия. Если вы готовы были отказать мне в интервью из-за него, он тоже готов отказать мне в повышении из-за вас. Немногим хуже было бы, будь я потомком Фастольфа.

Глэдия напряженно выпрямилась. Ноздри ее раздулись, она резко сказала: