Роботы утренней зари

— Спасибо, Жискар, — сказал Бейли. — Доктор Амадейро, вы, как я понял, Глава Института Роботехники?

— Да.

— И его основатель?

— Правильно. Как видите, я отвечаю кратко.

— Давно он существует?

— Как понятие — десятилетия. Я набирал единомышленников по крайней мере пятнадцать лет. Разрешение Совета было получено двенадцать лет назад. Строительство началось девять лет назад, а активная работа — шесть лет. В своем настоящем виде Институт существует два года, и планируется его дальнейшее постепенное расширение.

— Почему вы нашли нужным основать Институт?

— Ах, мистер Бейли, ответ будет многословным.

— Как желаете, сэр.

Робот принес на подносе маленькие сандвичи и мелкое печенье. Бейли попробовал сандвич и нашел его не то чтобы невкусным, но странным. Он с трудом доел его и запил остатками воды. Амадейро следил за ним с легким удовольствием.

— Вы должны понять, что мы, аврорцы, люди необычные. Таковы космониты вообще, но я сейчас говорю об аврорцах в частности. Мы потомки землян — о чем большинство из нас не хочет и вспоминать, — но мы избранные.

— Что это значит, сэр?

— Земляне давно живут на невероятно перенаселенной планете и собраны в еще более скученные города, ставшие, наконец, ульями и муравейниками, которые вы называете Городами с большой буквы. Земляне должны бы оставить Землю и отправиться к другим мирам, пустым и враждебным и построить там новые общества из ничего, общества, полной формой которых они не смогут воспользоваться за свою короткую жизнь. Они умрут, а деревья останутся, так сказать.

— Останется народ необычный.

— Совершенно необычный. Такой народ, который надеется не столько на своих последователей, сколько на недостаток способности видеть перед собой пустоту. Народ, который любит работать для себя и ставить перед собой проблемы, а не собирается в стадо и делит груз таким образом, чтобы часть, падающая на каждого, стала практически ничем. Индивидуалисты, мистер Бейли. Индивидуалисты! И наше общество основано на этом.

Все направления, в которых развиваются Внешние Миры, подчеркивают нашу индивидуальность. Мы гордимся, что живем как люди на Авроре, а не толпимся, как бараны, на Земле. Не обижайтесь, я пользуюсь сравнением не для того, чтобы унизить Землю. Просто это другое общество, которым я отнюдь не восхищен, но которое вы, я думаю, считаете удобным и идеальным.

— Какое это имеет отношение к основанию Института, доктор Амадейро?

— Даже гордый и здоровый индивидуализм имеет свои слабости, Самые великие умы, работая в одиночку, не могут быстро двигаться, если отказываются сообщать о своих открытиях. Какое-то затруднение может задержать ученого на сто лет, в то время как у коллеги есть уже готовое решение. Институт пытается хотя бы на узком поле роботехники создать общность мысли.

— Возможно ли, что частное затруднение, которое вы атакуете — это конструкция человекоподобного робота?

Амадейро заморгал.

— Да, это очевидно, не так ли? Двадцать шесть лет назад новая математическая система Фастольфа, которую он назвал «межсекционный анализ», сделала возможным проектирование человекоподобных роботов, но он держит эту систему при себе. Много лет спустя, когда все сложные технические детали были отработаны, он и доктор Сартон применили теорию к созданию Дэниела. Но все эти детали тоже хранятся в тайне. Многие роботехники нашли это естественным. Они пытались индивидуально обрабатывать детали. А я задумался об Институте, где усилия будут объединены. Нелегко было убедить роботехников в полезности этого плана, убедить Совет дать на него фонды вопреки страшной оппозиции Фастольфа, много лет упорно добиваться, но Институт был создан.

— Почему доктор Фастольф противился?

— Во-первых, из самолюбия. Но и у меня его не меньше. У всех нас, естественно, есть самолюбие. Оно исходит из индивидуализма. Фастольф считает себя величайшим роботехником истории, а человекоподобного робота — собственным личным достижением. Он не хочет, чтобы это достижение повторила группа роботехников, индивидуально безликих по сравнению с ним. Я думаю, он смотрит на это, как на заговор низших обезличить его личную великую победу.

— Вы сказали, что это была причина для оппозиции «во-первых». Значит, были и другие мотивы?

— Он возражал также пропив объектов пользования, на которые мы планировали поставить человекоподобных роботов.

— Каковы они?

— Ну, ну, не будем наивничать. Доктор Фастольф наверняка говорил вам о глобалистах и их планах заселения Галактики.

— Говорил, и доктор Василия говорила мне о трудностях продвижения у индивидуалистов. Тем не менее, мне хотелось бы услышать вашу точку зрения на этот предмет. Хотите ли вы, чтобы я принял интерпретацию доктора Фастольфа насчет глобалистских планов как беспристрастную и объективную, и вы констатируете это для записи, или предпочитаете описать ваши планы своими словами?

— Вы, похожа, не оставляете мне выбора, мистер Бейли?

— Никакого, доктор Амадейро.