— Это не убийство. Джандер всего лишь робот. А от вреда большего, чем нападение, нас защищает Совет. Комитет Личной Защиты очень косо смотрит на любое действие, которое несправедливо марает репутацию или общественное положение отдельного гражданина. Аврорец, действуя как вы, имел бы серьезные неприятности. А что касается землянина…
— Я приехал для расследования, полагаю, по приглашению Совета. Не думаю, что доктор Фастольф привез меня сюда без разрешения Совета.
— Возможно, но это не дает вам право переходить границы честного расследования.
— И вы намерены заявить это в Совете?
— Я намерен пойти к главе Института…
— Как его зовут, кстати?
— Келдин Амадейро. Я попрошу его рассказать об этом в Совете. Он член Совета, лидер глобалистской партии. Так что для вас лучше сказать Глэдии, что я абсолютно не виновен.
— Я бы хотел этого, мистер Гремионис, поскольку предполагаю, что вы и в самом деле невиновны, но как я могу сменить предположение на уверенность, если вы не позволяете мне задать вам кое-какие вопросы?
Гремионис заколебался, а затем с некоторым вызовом откинулся на спинку стула, заложив руки за голову.
— Спрашивайте. Мне нечего скрывать. А потом вы вызовете Глэдию прямо по моему трехмерному передатчику и скажете ей, иначе у вас будут большие неприятности.
— Понятно. Но сначала скажите: давно ли вы знакомы с доктором Василией?
Гремионис помялся и сказал напряженно:
— Почему вы об этом спрашиваете? При чем тут это?
Бейли вздохнул, и его унылое лицо стало еще печальнее.
— Напомню вам, мистер Гремионис, что вам нечего скрывать и что вы хотите убедить меня в своей невиновности, а я, в свою очередь, должен убедить в этом Глэдию. Так что скажите, давно ли вы знакомы с доктором Василией. Если не знакомы, так и скажите… но с моей стороны честно будет сказать вам: доктор Василия утверждает, что вы знаете ее и знаете настолько хорошо, что предлагали себя ей.
Гремионис скорбным и дрожащим голосом сказал:
— Не знаю, почему люди делают из этого что-то особенное. Предложить — дело вполне естественное и никого другого не касается. Вы землянин, вот вы и поднимаете шум вокруг этого.
— Как я понял, она не приняла вашего предложения.
— Принять или отказать — целиком ее дело. Были такие, что предлагали себя мне, а я отказывал. Подумаешь, какая важность.
— Ну, ладно. Давно вы знакомы с ней?
— Лет пятнадцать.
— Вы знали ее, когда она жила у доктора Фастольфа?
— Тогда я был мальчишкой, — покраснев, сказал Гремионис.
— Как вы с ней познакомились?
— Когда
— Не по ее ли рекомендации вы получили свое положение официального личного художника для членов Института?
— Она признавала мою квалификацию. Меня проверили другие, и я добился положения согласно моим достоинствам.
— Она рекомендовала вас?
— Да, — неохотно признал Гремионис.
— И вы только из благодарности предложили ей себя?
Гремионис скорчил гримасу: — Это отвратительно! Только землянин мог подумать такое. Мое предложение означало только, что мне было приятно его сделать.
— Из-за того, что она привлекательна и сердечна?
— Ну, — нерешительно сказал Гремионис, — я бы не сказал, что она сердечна. Но, конечно, привлекательна.
— Мне сказали, что вы предлагаете себя всем без разбора.
— Это вранье. Кто это сказал?
— Не знаю, стоит ли мне отвечать на этот вопрос. Как вы думаете, если я стану ссылаться на вас как на источник некрасивой информации, вы будете со мной откровенны?
— Ну, ладно, кто бы ни сказал — он соврал.
— Может, это было просто драматическое преувеличение. Вы многим предлагали себя до доктора Василии?
Гремионис отвел глаза.
— Одной или двум. Ничего серьезного.
— А доктор Василия была для вас чем-то серьезным?
— Ну…
— Как я понял, вы предлагали ей себя несколько раз, что полностью противоречит аврорским обычаям.
— Ох, аврорские обычаи… — яростно начал Гремионис. — Послушайте, мистер Бейли, могу я говорить с вами конфиденциально?
— Да. Все мои вопросы имеют целью уверить меня, что вы не имеете отношения к смерти Джандера. Как только я буду удовлетворен, можете быть уверены, что я сохраню в тайне все ваши замечания.
— Вот и хорошо. Тут нет ничего плохого, ничего такого, чего я бы стыдился. Просто у меня было сильное тайное чувство, и я имею на него право, верно?
— Абсолютно верно.
— Видите ли, у меня ощущение, что секс всего лучше, когда между партнерами глубокая любовь или привязанность.
— Я думаю, что это совершенно правильно.
— И тогда не нужно никого другого, как вы думаете?
— Вполне вероятно.
— Я всегда мечтал найти отличную партнершу и больше не искать никого. Это называют моногамией. На Авроре она не существует, но на некоторых других планетах есть. И на Земле тоже, мистер Бейли?
— В теории, мистер Гремионис.