Роботы утренней зари

— О, выдвигалась, но не срабатывала. Обычные роботы без постоянного человеческого надзора построят мир, годный для них, но он не будет прирученным и не подойдет более нежным и гибким мозгам и телам человеческих существ.

— Да, этот мир будет казаться приемлемым лишь с первого взгляда.

— Конечно, мистер Бейли. Но среди нашего народа господствует мнение, что приемлемости с первого взгляда недостаточно. Это явный признак распада аврорцев. С другой стороны, как говорят они, группа человекоподобных роботов, елико возможно близких телом и мозгом к человеку, построит мир, подходящий для них, и значит, для людей тоже. Вы понимаете?

— Конечно.

— Когда такой мир будет построен, и аврорцы, наконец, захотят оставить свою планету, они шагнут с одной Авроры на другую. Они не оставят свой дом, они просто получат новый, точно такой же, и будут продолжать гнить. Это вы тоже понимаете?

— Я понимаю вашу точку зрения, но аврорцы, видимо; не поймут.

— Не могут. Я думаю, что мог бы эффективно доказать это, если бы мои оппоненты не уничтожил и меня политическим делом с разрушением Джандера. Теперь вам ясно, какое преступление мне приписывают? Якобы я решил уничтожить человекоподобных роботов, чтобы ими не воспользовались для освоения других миров.

Настала очередь Бейли остановиться.

Он задумчиво посмотрел на Фастольфа:

— Понимаете, доктор Фастольф, в интересах Земли, должна победить ваша теория.

— И в ваших личных интересах тоже.

— И в моих. Но главное — моей планете необходимо, жизнен — но необходимо, чтобы нашему народу помогли освоить Галактик ку, чтобы мы сохранили свои собственные пути, какие для нас удобнее, чтобы мы не были осуждены на вечное заточение на Земле, где мы можем только погибнуть.

— Кое-кто, наверное, будет желать оставаться в заключении.

— Конечно. Возможно, почти все. Но некоторые все же поедут, если им разрешат. Таким образом, мой долг не только как представителя значительной доли человечества, но и как обычного простого землянина — помочь вам обелить себя, независимо от того, виновны вы или нет. Однако я могу целиком и полностью отдаться решению этой задачи лишь в том случае, если буду знать, что обвинения против вас несправедливы.

— Да, я понимаю.

— Тогда докажите мне, что вы не виноваты.

— Мистер Бейли, я вполне понимаю, что б этом деле у вас нет выбора, Я могу сказать вам, что я не виновен, и вы все равно будете вынуждены скрыть это в интересах вашей планеты и ваших личных. Поэтому, если я в самом деле виновен, я вынужден сказать вам об этом, чтобы вы, зная правду, работали бы более эффективно, чтобы спасти меня. Но я не могу этого сделать, поскольку я невиновен. Хотя против меня как будто говорит многое, я не разрушал Джандера. Такое мне никогда не приходило в голову.

— Никогда?

Фастольф печально улыбнулся:

— Раз или два я подумал, что для Авроры было бы лучше, если бы я никогда не разрабатывал идей, которые привели к созданию человекоподобного позитронного мозга, или чтобы этот мозг оказался нестабильным и склонным к умственному замораживанию. Но это были мимолетные мысли, и я даже ни на долю секунды не подумал об уничтожении Джандера.

— Тогда мы можем опровергнуть обвинения, которые вам приписывают.

— Как?

— Мы докажем, что для вас это бесполезно. Что дает уничтожение Джандера? Таких роботов можно сделать еще хоть тысячу, хоть миллион.

— Боюсь, что это не так. Никто их не сделает. Только я один знаю, как их спроектировать, а если они будут предназначены для колонизации, я отказываюсь от их изготовления. Джандера нет, остается один Дэниел.

— Другие раскроют тайну.

Фастольф вздернул подбородок:

— Хотел бы я посмотреть на такого роботехника. Мои недруги основали Институт Роботехники специально для разработки методов конструирования человекоподобных роботов, но успеха не добились и не добьются.

Бейли нахмурился.

— Если вы единственный, кто знает секрет таких роботов, и ваши враги в отчаянии от этого, почему они не пытаются вырвать его у вас?

— Они пытаются. Они угрожают моей политической жизни, и, возможно, сумеют добиться запрета моей работы в этой области, что положит конец моей профессиональной деятельности, и этим надеются уговорить меня сообщить им секрет. Они могут даже уговорить Совет приказать мне выдать тайну под страхом тюрьмы и конфискации имущества — кто знает? Я готов подвергнуться чему угодно, лишь бы не отдать им секрета. Но, конечно, мне не хотелось бы быть мучеником.

— Они знают о вашем решении упорствовать?

— Надеюсь. Я говорил серьезно.

— Но если они поверили вам, то могут предпринять более серьезные шаги.

— Что вы имеете в виду?

— Украсть ваши бумаги, похитить вас, пытать.

Фастольф громко захохотал. Бейли покраснел и сказал:

— Я терпеть не могу выражаться в стиле гиперволновой драмы, но как вы все-таки смотрите на это?