— Вы не знаете, что значит «долг»?
— То, что должно быть сделано, сэр, — ответил Жискар.
— Ваш долг — повиноваться Законам Роботехники. У людей тоже есть законы, как только что сказал ваш хозяин, доктор Фастольф.
Он помолчал, потом продолжил: — И этим законам надо повиноваться. Я должен делать то, что мне предписано. Это важно.
— Но идти по открытому пространству, когда вы не…
— Тем не менее, это должно быть сделано. Мой сын когда-нибудь отправиться на другую планету, куда менее удобную, чем эта, и выставит себя Наружу до конца своей жизни. И я поехал бы с ним, если бы мог.
— Но вам-то зачем это делать?
— Я считаю это своим долгом.
— Сэр, я не могу нарушать законы. А вы можете? Поэтому я и настаиваю, чтобы вы…
— У меня есть выбор — выполнять или не выполнять свой долг, но я не выбираю. Есть нечто сильнее принуждения, Жискар.
Жискар помолчал и сказал: — Повредит ли вам, если мне удастся убедить вас не ходить по открытому месту?
— Да, поскольку я буду чувствовать, что манкирую своим долгом.
— Это будет большой вред, нежели тот дискомфорт, который вы можете почувствовать на открытом пространстве?
— Много больший.
— Спасибо за объяснение, сэр, — сказал Жискар.
Бейли показалось, что на полностью невыразительном лице робота отразилось удовлетворение — человеческая тенденция к олицетворению непреодолима. Жискар отступил назад.
Заговорил Фастольф: — Очень интересно, мистер Бейли. Жискару понадобилось, чтобы ему дали инструкцию, прежде чем он окончательно понял, как установить позитронный потенциал в соответствии с Тремя Законами, или, скорее, как эти потенциалы сами устанавливаются в свете ситуации. Теперь он знает, как себя вести.
— Я обратил внимание, что Дэниел не задавал вопросов.
— Дэниел знает вас. Он был с вами на Земле и на Солярии. Ну как, пойдем? Пойдем медленно, и если вы пожелаете отдохнуть или даже вернуться обратно, вам стоит только сказать.
— Я пойду. Но какова цель этой прогулки? Поскольку вы предполагаете возможный дискомфорт для меня, значит, ваше приглашение не морю быть бесцельным.
— Нет, конечно. Я подумал, что вы захотите увидеть неподвижное тело Джандера.
— Как формальность — да, но я не думаю, что это мне что-нибудь даст.
— Я в этом уверен, но у вас будет возможность допросить того, кому временно принадлежал Джандер. Вам наверняка приятнее будет поговорить об этом деле с другим человеческим существом, а не со мной.
Фастольф медленно пошел вперед, сорвал с куста листочек и стал жевать его. Бейли смотрел на него с любопытством, удивляясь, как космониты могут брать в рот неизвестно что, а вместе с тем так бояться инфекции. Он помнил, что на Авроре нет вредных микроорганизмов, но все равно, это казалось ему отвратительным. Отвращение не имело реальной основы, и он вдруг подумал, что готов простить космонитам их отношение к землянам.
Нет! Это совсем другое дело! Там речь идет о человеческих существах!
Жискар шел впереди справа, Дэниел — чуть позади слева. Оранжевое солнце Авроры пригревало спину Бейли, но у этого солнца не было лихорадочного жара, как у земного в летнюю пору.
Трава была тверже и пружинистее земной, и грунт был жесткий, как будто давно не было дождя.
Они шли к дому, возвышавшемуся вдали, к дому временного хозяина Джандера. Бейли слышал шорох какого-то животного в траве, чириканье птицы, гул насекомых вокруг.
«Здесь, — думал он, — у всех животных земные предки. И эти деревья и трава тоже выросли из тех, которые когда-то были на Земле. Но ни животные, ни растения не знали этого. Только люди могли жить в этом мире и знать, что они не коренные жители, а выходцы с Земли. Но знают ли это космониты или они выкинули свое прошлое из памяти? Может быть, придет время, когда они вообще не будут об этом знать?»
— Доктор Фастольф, — сказал он неожиданно, — вы так и не сказали мне, почему вы решили уничтожить Джандера.
— Правильно, не сказал. Но как вы думаете, зачем я трудился над теоретической базой для позитронного мозга человекоподобных роботов?
— Не знаю.
— Подумайте. Задача создать мозг, возможно более приближенный к человеческому, имеет в себе нечто поэтическое…
Он помолчал, и его улыбка превратилась в кривую усмешку.
— Некоторые мои коллеги всегда злились, когда я говорил им, что если заключение поэтически не сбалансировано, оно неправильно с научной точки зрения. Они не понимали, что это значит.
— Боюсь, что я тоже не понимаю.
— Но я понимаю, только не могу объяснить. Я чувствую этом, может быть, потому добился результатов, каких нету моих коллег. Однако я не останавливаюсь на достигнутом и это признак, что я должен стать прозаиком. Чтобы имитировать человеческий мозг, почти ничего не зная о его работе, нужен интуитивный скачок, который ощущается мною как поэзия. И тот же интуитивный скачок, который должен дать мне человекоподобный позитронный мозг, наверняка даст мне новые подступы к познанию человеческого мозга. Я уверен, что через человекоподобность я сделаю хоть один шаг к психоистории, о которой я вам говорил.
— Понимаю.