Робинзон Крузо

Размышляя о своем открытии, я не спеша продолжал разведку. Эта часть острова показалась мне гораздо привлекательнее, чем та, где я поселился. Вокруг было зеленее, ярче – везде, куда ни посмотришь, сочные луга, густые рощи, голубое небо. В ветвях деревьев переговаривались пестрые попугаи, да так громко и живо, что мне захотелось поймать какого-нибудь. Я весь взмок, гоняясь за птицами, а пес мой веселился, распугивая их радостным лаем; наконец мне удалось взять одного в плен. Это оказался птенец гиацинтового ара, которого я благополучно принес домой, приручил и добился, чтобы попугай стал звать меня по имени. Замечу, однако, что для этого понадобилось несколько лет…

Прогулкой своей я остался доволен. В травянистых низинах попадалось большое количество зверьков с блестящим красноватым мехом, уже знакомых мне; гораздо позже я узнал, что их называют золотыми зайцами, иначе – агути. Видел я животных, похожих на лис и на небольших кошек с тигровой окраской. Тратить на них порох было пустым занятием – я догадывался, что в пищу они не годятся.

Я прошел около двух миль, если считать по прямой, но столько кружил, высматривая все новое, что до дома добрался совершенно обессилевшим.

Тем не менее в последующие дни я повторял и повторял свои походы, все чаще оставаясь на ночлег в лесу. Спал я в таких случаях на дереве, но иногда устраивался прямо на траве, огородив себя кольями; собака всегда была со мной и чутко отзывалась на приближение любого дикого зверя.

Однажды, выбравшись к берегу моря, я окончательно убедился, что избрал далеко не самое лучшее место для жизни. Там за полтора года мне удалось поймать всего трех черепах; здесь же их было несметное множество. А какое тут было разнообразие птиц! Я не знал почти ни одной, но мясо тех, что я подстрелил, оказалось на удивление вкусным. Можно было бы продолжать охоту, но я решил поберечь порох. И хоть эта часть острова мне приглянулась, я так и не решился покинуть свою крепость. Пройдя по побережью еще с десяток миль, я повернул назад, к дому, оставив на последнем рубеже моего путешествия метку, – чтобы в следующий раз достигнуть этого места, обойдя остров с востока.

По глупости и самонадеянности я решил возвращаться домой именно так – по восточному берегу. «Площадь моих владений невелика, – беспечно думал я, – разве можно здесь заплутать? В крайнем случае взберусь на гору и сразу увижу, где находится мое жилище, – сверху палатку видно издалека». При этом я начисто забыл, что моя крепость расположена под крутым склоном холма, а значит, увидеть мне ничего не удастся.

Пробираясь по скалам, я к вечеру спустился в незнакомую широкую долину, где мне пришлось заночевать. С восходом солнца я отправился в путь, однако вскоре окончательно заблудился, потому что дальше тянулись бесконечные крутые холмы и густые рощи, похожие одна на другую. Вторую ночь я провел на дереве без сна под вой и хохот каких-то тварей; пес мой внезапно исчез в неизвестном направлении. Наутро я обнаружил собаку мирно спящей под кокосовой пальмой. Погода стояла пасмурная, душная, при мне было тяжелое снаряжение, и мы с моим псом в конце концов снова вышли на берег моря. Здесь я и воткнул высокий шест в горячий песок. Оттуда я вернулся домой уже знакомой дорогой…

Мое старое убежище встретило меня тишиной и покоем.

Еще на обратном пути в одной из долин я приметил безмятежно пасущееся стадо коз. Пес бросился вниз и отбил от стада козленка, которого я забрал с собой и довел на веревке до шалаша. Оставив животное на ночь за оградой, я перебрался через частокол и поспешил лечь в постель, так как совершенно обессилел. Признаться, я тотчас забыл о нем, а с утра сразу же занялся неотложными делами: приготовлением пищи, уборкой, столярными работами – одним словом, поддержанием того порядка жизни, который завел. Мой шалаш казался мне верхом благоустройства, я отъедался после трудного путешествия, отдыхал и мастерил клетку для попугая, который уже начал ко мне привыкать.

И тут я вспомнил о несчастном малыше.

Я нашел козленка привязанным к колышку у шалаша и полумертвым от голода и жажды. Трава повсюду, куда он мог дотянуться, была выщипана подчистую. Я сразу же напоил бедное животное, нарубил нежных побегов с ближайших деревьев и, перерезав веревку, отпустил. Я думал, что козленок, утолив голод, сразу убежит, но он доверчиво подошел ко мне и лег в тени у моих ног. С тех пор я всегда сам кормил его, и козленок сделался совсем ручным. Так было положено начало моему животноводству.