Робинзон Крузо

Вскоре подоспела дождливая пора осеннего равноденствия, и снова тридцатого сентября я отпраздновал печальную годовщину моего заточения на острове – уже вторую. Мне вспомнилась прежняя жизнь, полная упрямства, себялюбия и отвратительных поступков, и я понял, что, к счастью, уже не чувствую себя тем человеком, который их совершал. Мои радости и горести, удовольствия и огорчения, заботы и отдых стали совсем иными, чем тогда. Еще год назад я не переставал думать о своем несчастном положении. Меня не покидало отчаяние. Теперь эти чувства потеряли остроту, я научился ценить и любить свою жизнь.

Глава 22 Пугало

Мне редко случалось оставаться без дела; весь мой день был рассчитан по минутам и заполнен всевозможными занятиями: охотой, стряпней, столярными работами, расчисткой территории, починкой одежды и многими другими мелочами. Не забывал я читать по воскресеньям свою Библию.

Наступил декабрь – время моего первого урожая. И хоть участок был невелик, ячмень и пшеница взошли дружно. Я радовался плодам моих усилий до тех пор, пока не обнаружил, что снова рискую все потерять. И дело было не в засухе. На мое поле повадились грызуны, опустошая его из ночи в ночь. Зверьки, похожие на зайцев, так обнаглели, что, не боясь ни меня, ни моего пса, ни дневного света, все чаще шуршали в молодых побегах, пока не привели меня в полное отчаяние.

Существовало единственное средство – защитить ростки от набегов прожорливых разбойников частой и достаточно высокой оградой. Пришлось потратить целых три недели на то, чтобы изгородь получилась прочной. Днем я отпугивал разбойников стрельбой, а на ночь привязывал к ограде пса. Это дало результат: пшеница и ячмень благополучно поднялись и заколосились.

Но на смену грызунам явились птицы. Их были несметные тучи. И сколько я ни палил из ружья, ни кружил вокруг частокола, свистом и криками отпугивая пернатых, все было без толку. Окончательно выйдя из себя, я подстрелил парочку птиц покрупнее, подвесил их на шест и воткнул это пугало в землю посреди поля. Я не очень рассчитывал на свою затею, но случилось невероятное: отныне птицы не только не приближались к колоскам, но и вовсе покинули участок, улетев прочь. Мои пшеница и ячмень были спасены, и к концу декабря я снял весь урожай.

Для жатвы, не имея серпа и косы, я использовал саблю, найденную на корабле вместе с другим оружием. Я срезал только верхнюю часть стеблей, складывал колосья в большую корзину и уносил с поля в пещеру. Когда все было собрано, я перетер колосья руками, чтобы отделить зерно от мякины. В результате получилось два бушеля[6] пшеницы и около трех бушелей ячменя.

Отложив часть урожая для посева, я задумался о том, как поступить с остальным. У меня не было никакой возможности смолоть, просеять или испечь хлеб из моего драгоценного зерна. Поэтому я принял решение не трогать урожай этого года, оставив его весь на семена, а тем временем что-нибудь изобрести. Правда, пару пшеничных лепешек я все-таки попытался испечь, но они вышли грубыми, корявыми и полусырыми…

Воодушевившись, я задумал вырастить хлеб на самой большой площади, какую только смогу обработать, засеяв ее всем имеющимся зерном, а также обнести поле живой изгородью, которая защитит его от птиц и палящего солнца. Для осуществления этой цели я должен был сберечь свой урожай и подготовить инвентарь. У меня уже был опыт, но, к сожалению, отсутствовали подходящие орудия производства. Мне нечем было боронить землю, не было плуга для вспашки, а единственная моя лопата находилась в плачевном состоянии.

Однако я с упорством и прилежанием принялся за дело.

Глава 23 Гончарное ремесло

Я вскопал деревянной лопатой два больших участка земли под холмом, засеял их пшеницей и ячменем и окружил свое поле небольшой посадкой – со временем она должна была превратиться в живую изгородь. Эта тяжелая работа заняла у меня почти три месяца.

А пока шли дожди и невозможно было даже выглянуть наружу, я перебрался в свою кладовую, где лепил из глины домашнюю утварь и забавлялся беседами с попугаем. Тот уже знал свое имя: слово «Попка» было первым, которое я услышал на острове не из собственных уст. Попугай скрашивал мое одиночество, он оказался подвижной, смышленой, иногда сердитой, но в основном весьма компанейской птицей.

Заняться гончарным ремеслом я подумывал давно. Для этого нужно было отыскать подходящую глину, а уж затем налепить посуды, хотя бы отдаленно похожей на горшки и миски. Без горна для обжига я, пожалуй, мог обойтись – жар солнца заменил бы его. Но где найти достаточное количество хорошей глины?