Если вам показалось, что опричники превратились в безнаказанных бандитов и мародёров, то ошибаетесь – их жизнь тоже зависела от воли царя. Причём даже высокий статус в опричной карьерной лестнице мог ничего не значить. Так, по возвращении в Александровскую слободу Иван Грозный устроил казни в своём ближнем кругу – под горячую руку попали семейство Басмановых и Афанасий Вяземский, знатные опричники плюс один из лидеров земщины и глава посольского приказа Иван Висковатый и ещё около пары сотен человек вместе с семьями. Все обвинялись в сговоре с новгородцами, то есть в измене царю. В конце июля 1570 года все эти люди потоком проходили через конвейер казней, где день за днём зачитывались приговоры и наказания. Царь всё больше изощрялся в пытках и мучениях обвинённых. Не будем поднимать возрастной рейтинг данной книги, а лишь упомянем предметы, использовавшиеся для подобных акций: огромные сковороды, раскалённые клещи, тонкие и толстые верёвки для перетираний и даже бочки с порохом. Эти московские казни всё окончательно запутали – с кем борется царь? Он казнил то земских, то опричных дворян и воевод; устроил кровавый разгром одного города, а потом пощадил соседний – абсолютно каждый житель страны вне зависимости от своего статуса оказывался в зоне риска. Ах да, и не забывайте, что параллельно всё ещё шла Ливонская война.
Жестокие будни опричного террора
Всем этим творящимся в Русском царстве бардаком решил воспользоваться крымский хан Девлет-Гирей. Он с конца 1550-х гг. ждал удачного момента для реванша. А тут как раз русский царь, своим «безумием» ставший знаменитым на всю Европу, разоряет свою собственную страну – почему бы не присоединиться? Когда донесения о пустующих южных рубежах и неспособности опричников воевать ни с кем, кроме простого народа, дошли до хана, он тут же снарядил конное войско в несколько десятков тысяч человек. Весной 1571 года началось первое крымское вторжение – Девлет-Гирей собирался пограбить южные и центральные уезды. Однако по пути он стал получать известия о том, что в русской столице почти не осталось обороны, а местное население запугано казнями и деморализовано. Тогда хан резко развернул войско на северо-запад и смог обойти укрепления царских воевод, а небольшие отряды опричников часто и вовсе разбегались, не вступая в бой. Сам Иван IV, узнав, что к Москве идёт орда, спешно покинул город и переехал в опричный Ростов. Обороной остался командовать земский князь Иван Бельский. Но силы были неравными, и когда татарские отряды подожгли пригороды, сражение превратилось в громадную суматоху – пожары быстро разделяли обороняющихся на мелкие части; они были не в силах остановить грабёж столицы. За несколько часов сгорел почти весь город, кроме каменного Кремля. Счёт погибших уже шёл на тысячи. В панике жители начали скапливаться в северной части города, где в давке у ворот полегло ещё больше людей. Командующий Бельский задохнулся в погребе своего дома, а некоторых знатных бояр растерзали в толпе. Довершили картину «страдающего средневековья» мощные взрывы пороховых складов, разрушившие часть кремлёвских стен, – заполыхал центр города. Сильный ветер превратил пожар в огненную бурю, сжигавшую вообще всё, что было к полу не прикручено. Даже Девлет-Гирей с Воробьёвых гор ужаснулся увиденному и не решился грабить Москву (или то, что от неё осталось). Он не стал дожидаться подхода основных русских сил и повернул на юг, по пути разорив ещё больше уездов.
Не нанеся сильного ущерба царскому войску, Девлет-Гирей нокаутировал экономику. Были разорены десятки деревень и городов, а от столицы Русского царства остались головёшки да пепелище, окружённое Кремлём. Царь приказал свезти из соседних городов и волостей купцов и ремесленников, чтобы начать заселять Москву заново. Для них отменили все налоги, и всё каменное строительство проводили только в столице. Но и с людьми было туго – по оценкам разных историков от набега Девлет-Гирея население сократилось не то на 200 тысяч человек, не то на полмиллиона: кого убили, кто умер от голода, а кого угнали в плен. Ах да, и не забывайте, что параллельно всё ещё шла Ливонская война.