челюсть больше не держалась на месте, и только глаза еще жили на его лице, яростные желтые
глаза умирающего зверя. В них было все – бешенство перед таким концом, разочарование,
неукротимая жажда поквитаться, и этот взгляд, казалось, способный воспламенить воздух,
устремлялся куда-то в сторону от Стива.
На барабанщика. На Джека Айрона, под чьими ладонями властно рокотал уже другой барабан,
грохочущий звук которого плыл над всем залом обреченных, управляя, как вдруг отчетливо понял
Стив, ритмом пульсации крови в его голове. И в телах всех остальных.
С невероятным, поразившим его самого усилием Стив развернул тело по направлению взгляда
мистера Собри, чувствуя, как внутри рвутся связки, с едва слышным в грохоте барабана хрустом
ломаются кости, разрываются слабые жилы. Рот быстро наполнялся кровью, на ногах его
удерживало только одно, то же, что держало других – безжалостная воля существа, забиравшего
их жизни. Половину обзора заслонял Дэн, и развернувшись, Стив увидел, как друга покинула
жизнь – словно внутренний свет, тянувшийся наружу, ушел из его тела, и хотя цветовая гамма
оставалась прежней, поблек, выцвел силуэт в застывшем кадре. Дэна тут больше не было, только
его тело.
Обретенным предсмертно взглядом, улавливающим движение энергии жизни, Стив видел, как
она уходит из тел людей – где-то быстрее, где-то медленнее, и отчетливо чувствовал, как
неостановимо, неудержимо жизнь хлещет из него самого.
И куда тянется этот свет, без которого все они только груды плоти и костей. Зрение менялось с
каждой миллисекундой, впрочем, и время в процессе умирания было совсем другим. Теперь Стив
видел сияющие потоки энергии, оставляющие тела, многие из которых уже начали грузно оседать, не поддерживаемые больше волей барабанщика – безжизненные куклы из мяса ему не нужны.
Ему нужна энергия их жизней. Сияющие потоки живого вливались в ладони барабанщика –
эпицентр движения в застывшем зале, танцующее торнадо в остановленном кадре.
Он улыбался, играя, улыбка не была ни злорадной, ни просто злой. Понятие зла вообще было не
применимо здесь – сейчас, на последних секундах жизни, утратив шоры человеческого
восприятия, Стив видел – Джек Айрон, как он пожелал себя назвать, был выше добра или зла, критериев, необходимых людям для моральных столпов. А барабанщик человеком не был.
Их взгляды встретились – умирающего человека и того, кто брал его жизнь. Не в наказание брал, и
не в наступлении Судного дня для грешившего человечества, - просто время, когда людям дали
жить как придется, закончилось. Может, все это время те, кто сильнее, были заняты, либо они
просто уходили, так или иначе – теперь он был здесь. Сейчас, когда разум угасал, Стиву стало
доступно видение вещей такими, какие они есть. И последним усилием мозг выдал цепочку
выводов, подобно умирающему самураю, стремящемуся во что бы то ни стало исполнить свой
долг.
Барабан, зажатый между коленями Джека Айрона, управляющий ритм, с которым он пришел на
Землю, не так важно, откуда, не так важно, в который уже раз (откуда-то же у древних возникли
образы бога смерти?). Он подстраивал ритм игры в ритм энергии жизни, сливался с нею и
подчинял эту энергию звукам барабана. Наращивал силу постепенно, - сначала смог забрать три
жизни, потом еще, возможно, были другие случаи, неизвестные им, и вот наконец он стал
достаточно силен, чтобы разом отнять несколько сотен жизней у собравшихся отпраздновать день
рождения мистера Собри.
Тот, кого они опрометчиво определяли как Джека Айрона, человека, улыбнулся шире, глядя на
Стива, видимо, его умозаключения были легко прочитаны. И напоследок барабанщик подарил
умирающему человеку знание – о том, что будет дальше.
Конечно, все они умрут. Надежда, до последнего бьющаяся в крови любого мыслящего существа, не оправдается, и нет ни тени шанса. Они умрут, и ставший еще сильнее Джек Айрон выйдет в
город, он уже может управлять людьми одним взглядом, никто не помешает ему подняться на
Эмпайр-стейт-билдинг, и там, возвышаясь над городом, он сядет на крыше, зажмет между колен
свой барабан и начнет играть.
Потому что Джек голоден. Он пришел взять свою пищу.
1.2016