Рико, Оскар и разбитое сердце

Оскаровы брови подпрыгнули выше верхнего края очков. У меня внутри тоже все подпрыгнуло выше некуда. От ужаса. Никогда еще не слышал, чтобы Юле ругалась. И тем более орала. Она ведь всегда в отличном настроении. Особенно когда рассказывает про своих многочисленных друзей из разных стран. Кто из них целуется хорошо, кто не очень, а кто вообще полный отстой. Мама как-то сказала Юле, что она собирает целовальщиков, как почтовые марки. А гордость коллекционера в том, чтобы в коллекции не было парных экземпляров. В ответ Юле засмеялась своим замечательно звонким смехом и ответила, что да, первый целовальный альбом уже заполнен. Я всегда волнуюсь, а вдруг она расскажет про какого-нибудь наполовину итальянца! Тогда через пару лет у меня не будет ни единого шанса на поцелуй.

– А где живет твоя мама? – спросил я.

– В Регенсбурге, – пропыхтела Юле.

– Правда? Там мой дядя Кристиан жил. Пока недавно не умер. Мама получила в наследство его дом и все такое. Это на карте внизу слева.

– Ясно, малыш. – Юле сняла рюкзак и принялась в нем рыться. – Только Регенсбург на карте внизу справа.

– А-а, ну да… Я так и хотел сказать! А есть там наполовину итальянцы?

– Что?

– Ну, там внизу справа. Есть ли там…

– Ой, не знаю. Вот новенький с пятого этажа, тот симпатичный полицейский – он на итальянца похож, как ты считаешь?

Юле с головой исчезла в недрах рюкзака.

– Кстати, о полиции. Бертс рассказывал, тут был сплошной стресс и все такое, когда ты попал в эту историю с похищением, да? Вот была ж охота связываться!

– Я не один попал, а с Оскаром, – объяснил я. – Вот он, Оскар. Скажи «привет», Оскар…

– Привет.

– …и его не связывали, а посадили в зеленую комнату и приковали наручниками к стене, а у меня было неслабое потрясение мозга…

– Сотрясение, – сказал Оскар.

– Ну да, я так и хотел сказать. А еще…

– Солнышко, – нетерпеливо раздалось из рюкзака, – ты только не обижайся, но сейчас такси подъедет, а я никак не найду этот чертов… ага, вот он.

Юле вынырнула наружу с кошельком в руке и облегченно засунула его в карман ветровки. Вскинула рюкзак на плечи, схватила обеими руками чемодан и поволокла к лестнице. Я уж подумал, что всё. Но тут Юле снова обернулась.

– Ах да, передавай от меня большой привет маме. Я обязательно еще загляну как-нибудь. Хотя… может, лучше не надо.

Тут Юле наморщила лоб и оглядела Оскара:

– А ты вообще-то кто такой?

Оскар молчал и только пялился на нее через темные очки. Юле прищурилась, как будто попыталась что-то вспомнить. Но потом потрясла головой и потащила чемодан дальше, вниз по лестнице. А я смотрел ей вслед – грустно и в то же время сердито. Пусть сама теперь справляется! Нет, ну вообще! Сначала заставляет в себя влюбиться, а потом, значит, от ворот поворот! Оставайся у разбитого корыта!

Дверь подъезда уже захлопнулась, а я все смотрел и смотрел на лестницу. Оскар шмыгнул носом.

– По-моему, она странная, – сказал он.

– А по-моему, суперская! – сказал я.

Я стоял неподвижно и ни о чем не думал. Это было странно. Я не скучал по Юле по-настоящему. Во всяком случае пока. Лотерейный барабан в голове вел себя тихо. Шкатулка с черепахой была плотно закрыта. Наверное, до тех пор, пока чувство печальной пустоты и покинутости не сделается совсем черным. А сердце – разбитым.

РАЗБИТОЕ СЕРДЦЕ

Оскар говорит, что сердце – это такой многокамерный мускул. Внутри него есть место, где живут наши чувства. И хорошие, светлые, и плохие, серые и черные. Хорошие – легкие, как пух. А плохие – тяжелые и лежат в сердце, как камни. Когда плохих становится слишком много, сердце может не выдержать и расколоться. И тогда говорят, что сердце разбилось. А бывает так чаще всего из-за любви.

Я стоял как окаменелый. И тут приоткрылась дверь напротив. Из квартиры Кесслеров. Из щелки на лестницу выглянула Мела. Увидела нас с Оскаром и отворила дверь пошире. Из-за Мелы выглядывала сестра. И, конечно, хихикала. Скорей всего, они подслушивали. Но до этого Мела явно стащила у своей мамы губную помаду и размалевала ей рот. Вот чучело! Как будто съела пару банок варенья и начисто забыла про салфетку. Вот просто фу-фу. И еще раз фу!

– Хочу поцеловать тебя, Рико Доретти! – провопила она.

Наверно, вид у меня был довольно остолбенелый. Афра громко заржала, Оскар застонал, а Мела захлопала ресницами. А потом – БУМС! Близняшки исчезли за дверью так же быстро, как появились. Почти тут же сверху донеслось ТЫДЫЩ! Это с грохотом распахнулась еще какая-то дверь.