Читаем Рихтер и его время. Записки художника полностью

Чтобы сохранить целостность повествования, я изложил эти записки в своем пересказе, не меняя их содержания.

Для меня совершенно ясно: Нина Львовна Дорлиак – одна из лучших камерных певиц. Но не только, это была еще великая артистка!

Я слушала множество ее концертов, и всегда возникало чувство, что я попала в какой-то особый, прекрасный мир, и хотелось, чтобы его очарование длилось без конца. И не у меня одной было такое настроение. Ведь она редко уходила с эстрады, не исполнив шесть-семь произведений «на бис». Зал иначе ее просто не отпускал.

В ее искусстве всегда оставалась загадка: как достигалось это? Глубиной ее чувства или той поразительной недосказанностью, о которой говорилось здесь и которая лучше и сложнее любой законченности? Но это тайна таланта. Это тайна артистки… Не знаю, почему ее пение так волновало и восхищало. Ведь вокруг немало прекрасных голосов и красивых лиц. Наш певческий мир богат одаренными людьми.

Но она была одна! Она была вне сравнений, со своим внутренним миром, который так поразительно проявлялся в ее искусстве, со своей огромной культурой и со своим сердцем, отзывчивым и добрым. Не берусь говорить за других, но для меня – она не имела равных.

Время не властно над воспоминаниями. Я вижу и слышу все так, словно это было вчера.

Ну вот хотя бы ее давний концерт в Большом зале консерватории. Она поет Баха. За органом – Гедике. В программе – песни, написанные на основе лютеранских хоралов и арии из кантат. Она поет по-русски, и это страшно трудно. Ведь все, что поется, – настоящая проповедь. Грандиозная философская мысль в русском переводе выражена декларативно и прямолинейно. Так часто бывает в переводах. И еще: по музыке, по духовной наполненности это подлинный монумент. А размер его – всего страничка. Она стоит на краю пустой эстрады одна. Органист почти не виден. А зал, между тем, замер. Зал ловит каждый звук и каждое слово примитивного перевода. Но почему?.. Ответить на это может она сама. Помню, как говорила она мне, когда показывала я ей своего Баха:

– Не придумывай себе Баха и Генделя, а все пой с горячим внутренним чувством…

Это было ее credo. Вот почему ее так слушали.

Это очень существенно для понимания ее искусства. Она превыше всего ценила искренность, ценила личное переживание. Это было главным, а может быть, даже единственным, чему она полностью доверяла. Всякие стилистические концепции, всякие попытки реставрировать прежние стили как нечто подлинно истинное были ей чужды.

И вот еще: она поет не столько для зала, сколько для каждого в зале.

И поэтому каждый становится как бы избранником ее, приглашенным ею на сокровеннейшую духовную беседу, единственную и, быть может, последнюю, как на Тайной Вечере. Это схватывается моментально, и настает такая тишина, какая бывает лишь в храме, когда в алтаре свершается таинство.

Так она исполняла Баха, делая эти миниатюры подлинными христианскими памятниками. И это было похоже на складные алтари Ван Эйка размером с книгу или на портреты Мемлинга размером с ладонь.

И сбывалось лучшее, о чем только может мечтать артист: оттаивала душа, наставало просветление, возвращалась жизнь, и люди становились людьми благодаря хрупкой, маленькой женщине, одиноко стоящей перед огромным органом…

Мы уже говорили здесь, что Нина Львовна не только была выдающимся музыкантом, не только абсолютно владела всеми тонкостями певческого мастерства, она любила и глубоко знала литературу, поэзию, изобразительное искусство. Но главное, она умела горячо сопереживать и сострадать ближним. Все это делало ее искусство удивительно содержательным. И выражала она это смело, с ярким темпераментом и подлинной артистической волей, и возникала та интонация, о которой говорил в свое время Шаляпин. Возникало слияние пения и речи, когда голос, звучащий как самый совершенный музыкальный инструмент, не терял речевой экспрессии, не терял именно речевой свободы. Когда слово, его образность многократно усиливалось, соединяясь, сплавляясь с музыкальной интонацией. Когда артист своим чувством заставлял жить этот двойной литературно-музыкальный образ. И когда все вокруг моментально вовлекались в эту жизнь, и когда эта вымышленная, несуществующая жизнь становилась ярче и реальнее настоящей жизни.

Перейти на страницу:

Все книги серии Музыка времени. Иллюстрированные биографии

Рихтер и его время. Записки художника
Рихтер и его время. Записки художника

Автор книги Дмитрий Терехов – известный художник, ученик выдающихся мастеров русского модерна Владимира Егорова и Роберта Фалька, племянник художницы Анны Трояновской, близко знакомой с Петром Кончаловским, Федором Шаляпиным, Константином Станиславским и многими другими деятелями искусства. Благодаря Анне Ивановне Трояновской в 1947 году произошло судьбоносное знакомство автора с молодым, подающим надежды пианистом, учеником Генриха Нейгауза – Святославом Рихтером. Дружба Рихтера и Терехова продолжалась около пятидесяти лет, вплоть до самой смерти великого пианиста. Спустя несколько лет Дмитрий Федорович написал свои мемуары-зарисовки о нем, в которых умело сочетались личные воспоминания автора с его беседами с женой Святослава Рихтера – певицей Ниной Дорлиак и ее ученицей Галиной Писаренко. Эта книга прежде всего дань многолетней дружбе и преклонение перед истинным гением. Она создана на основе воспоминаний, личных впечатлений и размышлений, а также свидетельств очевидцев многих описываемых здесь событий.

Дмитрий Ф. Терехов

Биографии и Мемуары
«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости
«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

«Зимний путь» – это двадцать четыре песни для голоса и фортепьяно, сочинённые Францем Шубертом в конце его недолгой жизни. Цикл этот, бесспорно, великое произведение, которое вправе занять место в общечеловеческом наследии рядом с поэзией Шекспира и Данте, живописью Ван Гога и Пабло Пикассо, романами сестёр Бронте и Марселя Пруста. Он исполняется и производит сильное впечатление в концертных залах по всему миру, как бы далека ни была родная культура слушателей от венской музыкальной среды 1820-х годов. Автор книги Иэн Бостридж – известный британский тенор, исполняющий этот цикл, рассказывает о своих собственных странствованиях по «Зимнему пути». Его легкие, изящные, воздушные зарисовки помогут прояснить и углубить наши впечатления от музыки, обогатить восприятие тех, кто уже знаком с этим произведением, и заинтересовать тех, кто не слышал его или даже о нем.

Иэн Бостридж

Музыка

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии