Читаем Рихтер и его время. Записки художника полностью

Окончив программу, она благодарно взглянула на него, а он порывисто шагнул к ней и прямо-таки пал к ее руке и тут же отступил назад, и вытянулся, и замер, улыбаясь, как бы оставляя ее в одиночестве принимать восторг очарованного зала.

Бушевали овации. Они уходили за кулисы и выходили снова. Отовсюду неслись крики: «Браво! Браво!» Я хлопала вместе со всеми. Мои щеки и ладони пылали. Я смотрела на эстраду и боялась что-то пропустить, что-то просмотреть. Я твердила про себя: «Ну как замечательно! Как прекрасно!»

А по дороге домой все-таки думала: «Но неужели они действительно муж и жена? Как странно, однако… Да не может такого быть. Нет! Не верю! Он же такой нескладный! Он же такой некрасивый…»

Как-то лет через сорок я рассказала им об этом. Они хохотали…

III

Настало напряженное время старших классов. Бабушка не скрывала недоверия к моему пению.

– Все вы хотите стать артистками! Главное – десятилетка.

И я соглашалась. Да, да, действительно, главное – десятилетка.

Школу я закончила с золотой медалью и могла выбирать вуз. Для поступления мне нужно было пройти лишь собеседование.

– И что же ты выбрала?

– Ты удивишься. Я поступила в Институт международных отношений, на исторический факультет.

Потом из этого ничего, конечно, не вышло. Ведь я происходила из самой обычной семьи, я не собиралась вступать в партию, словом, на третьем курсе мне пришлось оставить институт и перейти на экономический факультет нашего университета.

Но это произошло три года спустя. Пока же я была студенткой первого курса лучшего вуза страны, где готовили дипломатов, журналистов-международников, и всем это нравилось.

– А что же музыка?

– С музыкой я не расставалась. Ноты читала свободно и могла в общих чертах аккомпанировать себе. В самодеятельности меня по-прежнему хвалили, и каждую свободную минуту я отдавала пению.

Видя это, бабушка все-таки однажды решила выяснить: есть ли у меня талант, петь мне или не петь? Сколько, мол, можно разбрасываться? Для начала она с кем-то советовалась, и ей сказали, что с таким вопросом надо обратиться в Московскую консерваторию к Елене Клементьевне Катульской или Нине Львовне Дорлиак. Конечно же, я выбрала Нину Львовну.

Узнали ее телефон. Позвонили. Она согласилась принять нас. В назначенный день – приходим. Консерваторский коридор. Высокие двойные двери класса. За ними – тишина… Ни звука… Осторожно стучим… Молчание… Стучим еще… Молчание… И тут я вижу записку: «Извините. Сегодня я не могу вас принять. Нина Дорлиак».

В этот день Москва хоронила певицу Ксению Держинскую…

IV

– Однако наша встреча вскоре состоялась…

– Ну, расскажи о первом своем впечатлении. О первом дне знакомства. Как она приняла тебя?

– Знаешь, сейчас в памяти осталось, пожалуй, только то, как она смотрела на меня. Ее взгляд: внимательный, оценивающий и серьезный.

Видишь ли, в то время такое было для меня непривычно. Я только что кончила школу. Учителя толковали нам о коллективе, воспитывали нас сразу целым классом. Мы твердо знали – незаменимых людей нет. Такие понятия, как «индивидуальность», «личность», тогда не существовали. Слово «индивидуалист» было равносильно слову «отщепенец». И я привыкла к тому, что я одна из многих и сама по себе ничего не значу.

И вдруг именно на меня направлено такое внимание. Ее внимание! Внимание известной певицы и женщины неотразимого обаяния. Это было непривычно. Это смутило меня.

Но вот, оглядев меня так и как бы заглянув внутрь моего существа, она спросила мягко, что я пою. Я стала перечислять. Она тут же:

– Ну, нет! Нет! – И улыбается. – Это не для вашего голоса.

Она по моей речи сразу же поняла, что мне следует петь, и выбрала из моего репертуара известную народную песню, которую я без всякого напряжения спела ей и в которой на частом звуке «и» особенно легко и чисто звучал мой голос. Но заметь – это был уже принцип ее педагогики. Она занималась очень бережно, не напрягая голоса, и поэтому мне потом всегда легко было петь.

Слушая, она внимательно смотрела мне прямо в глаза, временами взгляд ее теплел, временами она чуть кивала или едва уловимо двигала рукой, словно расставляя знаки препинания или отделяя фразы точками. Казалось, она осталась довольна, но в оценках была немногословна и сдержанна:

– Мне думается, в консерваторию поступать вам пока рано. А вот в училище – в самый раз. И взглянула испытующе: не огорчусь ли я.

В августе я сдала экзамены и была принята. Но меня зачислили в класс к другому педагогу. Я звоню ей – ее нет в Москве. Что делать? Кончился август – ее все нет. Я не могла примириться с такой неудачей. Я не хотела в другой класс. И я решила ждать ее возвращения.

Настал сентябрь. Все приступили к занятиям. Все, кроме меня. Я не появлялась в училище. Я – ждала. Прошло больше трех недель. Она приехала в конце сентября. Я звоню ей. Я плачу в трубку. Она обещает что-то узнать. Прошло еще несколько дней. И – о радость! Я – в ее классе!!!

Сказать откровенно, совмещать занятия в училище с институтом оказалось трудно. Я сильно уставала. С утра до ночи – напряженные занятия с полной отдачей, и так ежедневно месяц за месяцем…

Перейти на страницу:

Все книги серии Музыка времени. Иллюстрированные биографии

Рихтер и его время. Записки художника
Рихтер и его время. Записки художника

Автор книги Дмитрий Терехов – известный художник, ученик выдающихся мастеров русского модерна Владимира Егорова и Роберта Фалька, племянник художницы Анны Трояновской, близко знакомой с Петром Кончаловским, Федором Шаляпиным, Константином Станиславским и многими другими деятелями искусства. Благодаря Анне Ивановне Трояновской в 1947 году произошло судьбоносное знакомство автора с молодым, подающим надежды пианистом, учеником Генриха Нейгауза – Святославом Рихтером. Дружба Рихтера и Терехова продолжалась около пятидесяти лет, вплоть до самой смерти великого пианиста. Спустя несколько лет Дмитрий Федорович написал свои мемуары-зарисовки о нем, в которых умело сочетались личные воспоминания автора с его беседами с женой Святослава Рихтера – певицей Ниной Дорлиак и ее ученицей Галиной Писаренко. Эта книга прежде всего дань многолетней дружбе и преклонение перед истинным гением. Она создана на основе воспоминаний, личных впечатлений и размышлений, а также свидетельств очевидцев многих описываемых здесь событий.

Дмитрий Ф. Терехов

Биографии и Мемуары
«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости
«Зимний путь» Шуберта: анатомия одержимости

«Зимний путь» – это двадцать четыре песни для голоса и фортепьяно, сочинённые Францем Шубертом в конце его недолгой жизни. Цикл этот, бесспорно, великое произведение, которое вправе занять место в общечеловеческом наследии рядом с поэзией Шекспира и Данте, живописью Ван Гога и Пабло Пикассо, романами сестёр Бронте и Марселя Пруста. Он исполняется и производит сильное впечатление в концертных залах по всему миру, как бы далека ни была родная культура слушателей от венской музыкальной среды 1820-х годов. Автор книги Иэн Бостридж – известный британский тенор, исполняющий этот цикл, рассказывает о своих собственных странствованиях по «Зимнему пути». Его легкие, изящные, воздушные зарисовки помогут прояснить и углубить наши впечатления от музыки, обогатить восприятие тех, кто уже знаком с этим произведением, и заинтересовать тех, кто не слышал его или даже о нем.

Иэн Бостридж

Музыка

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии