Рихтер и его время. Записки художника

Так в эту осень вошел в мою жизнь Святослав Теофилович Рихтер. Я много рисовал его профиль на клочках бумаги, стараясь никому не показывать моих рисунков. Купол лба, короткий прямой нос и эта горькая складка от крыла носа к углу рта, которую я так хочу уловить теперь сквозь свое отражение и не могу.

Темно… Такая рань, а уже темно!

Глава третья. Зима

Зима, что делать нам в деревне…

А. С. Пушкин

Такая рань, а уже темно. На дворе давно холода. В доме от сырых дров пахнет лесным костром, а тепла все-таки нет. Очень редко, по вечерам, давали электричество, но в основном пользовались «коптилками» – маленькими склянками с фитилем. Эта чадящая лампадка света почти не давала, и если что-то терялось, то до утра. Руки мерзли на холодной клеенке. У печки немного теплее. Тень от маминых плеч и головы – на стене и потолке. Против слабого света ее волосы золотятся и обрисовывают светящимся контуром темную голову. В углах плоско и черно.

С темнотой приходила тоска. Морозило так, что под кроватями был иней. Шла глухая страшная зима. Говорили о какой-то банде, об убийствах, об исчезновении людей. Если кто-нибудь поздно возвращался, его встречали у трамвая.

Еду составлял в основном здорово подмороженный картофель. Чаще всего его пекли в золе печки и долго, с наслаждением, грели им руки, перебрасывая с ладони на ладонь.

Так же холодна и темна была школа, наполненная обозленными, испуганными мальчишками. Возникали жестокие и опасные игры. Развлекались, скатываясь по лестничным перилам, всей тяжестью опираясь на ладонь. Это доставляло бездну удовольствия, если рука не натыкалась на аккуратно вставленный в поручень кусок бритвы.

И все же было и хорошее! У нас прекрасно преподавалась литература. Основные сочинения программы читались на уроках вслух. В эту зиму было много Пушкина – «Повести Белкина», «Дубровский», «Капитанская дочка». Это занимало значительное время. Иногда захватывались и послеурочные часы.

Темными вечерами на учительском столе горела свеча. Электричества не было и в школе. А нас, полуодетых, голодных детей, старались научить любить наш язык, хорошо говорить и писать по-русски.

Другие предметы тоже, по-видимому, преподавали неплохо. Из моих одноклассников вышло несколько известных в науке людей, но к точным дисциплинам интереса я не проявлял, и в памяти от этих уроков у меня ничего не осталось.

Свои тетради по математике и физике я покрывал рисунками, среди которых видное место занимал Рихтер, его профиль, фигура во фраке, рояль… И снова – лоб, нос, подбородок и складка от крыла носа к углу рта.

А холодам и потемкам, казалось, не будет конца. Под нашим мостом была найдена занесенная снегом женская голова. Приезжала милиция с фотографом и следователем.

Победившая Москва была временами ужасна. Город мерз, голодал и всячески страдал.

А в Большом зале консерватории – концерт из произведений Баха. Рихтер – Дорлиак. Английские сюиты, песни-хоралы с Ниной Львовной, Итальянский концерт, А moll’ная фантазия и фуга.

Великие музыканты играли великую музыку для победившей столицы, где было так много несчастных, потерявших все, отчаявшихся людей. С этого времени на долгие годы для меня самое прекрасное начиналось с Баха.

Однако все имеет свой конец.

Глава четвертая. Бал

И блеск, и шум, и говор балов…

А. С. Пушкин

Пришел конец и этой зиме. Уходили в прошлое ужасы войны. По вечерам везде уже был свет, и наша лампа, еще из дома Обнинских, уютно и низко горела над столом. Чаще приходили гости, иногда допоздна велись интересные разговоры. Вернулось радио! (Ведь во время войны все приемники были взяты государством, дабы вражеские голоса не смущали сердца наших граждан.)

Святослав Теофилович и Нина Львовна получили двухкомнатную квартиру в новом красивом доме на улице Левитана, в поселке Сокол.

Теперь мы жили совсем близко. Если пройти минут семь небольшим лесом, а затем перешагнуть несколько путей окружной дороги, то окажешься прямо под аркой их дома, прямо под их балконами на четвертом этаже.

Было решено отметить новоселье балом. Но во что же одеться? Все были так бедны, хорошей одежды ни у кого не было. Тогда было объявлено, что хорошо одетых на бал просто не пустят. Все должны были надеть все самое худшее. И даже если у кого-то вдруг окажутся целые брюки, то на них надо обязательно нашить заплаты.

На один вечер новая квартира становилась трактиром. Трактом же считалась железная дорога, проходившая прямо под балконом.

Мама нашивала мне заплаты, а я думал, что бы принести им сегодня. Конечно же, много сирени. Она росла под нашими окнами и была так крупна и пышна, что казалась прохладным куском благоуханной белой пены. Ну, что же еще? Что бы могло быть в трактире? Петух? А хорошо бы. И я решил: нужно живого белого петуха!