Хозяин дома понял, что задал лишний вопрос.
— Одно скажу, — продолжал дед Митяй, — что советская власть жива и партия наша жива. Поверьте мне. Давайте своих молодцов.
Ребят оказалось всего пятеро. Прятались они в лесу, в тесной землянке. Старики носили по ночам нехитрую еду и не знали, что делать. Появись восемнадцати-двадцатилетние парни в деревне, их бы сразу схватили гитлеровцы. Сейчас отправляли в Германию всех здоровых мужчин.
Дед Митяй «проинструктировал» будущих партизан, рассказал, как нужно добраться до отряда.
— Первому же человеку скажете, что от меня.
Ребята с уважением смотрели на щуплого деда, который пришел с таким важным заданием от имени советской власти.
— Не потеряетесь?
— Что вы, дедо… Ни в коем случае…
Через день посланец партизанского отряда был уже в другой деревне. Он снова распивал чаи и снова у давнего друга, говорил с ним о всякой всячине, поглядывал в окно.
По улице медленно, вразвалочку прошел полицай.
— Хозяин? — спросил дед Митяй.
— Хозяином рисуется, сволочь… — сдвинул брови старик.
— И вы любуетесь?
— Что ж делать… — развел руками давний друг.
— Душить их надо…
— Уж больно ты скор…
— Неужели мужиков не осталось, парней? — поинтересовался гость.
— Остались… А толку-то…
— Толк был бы…
Дед Митяй уже считал себя заправским дипломатом. Он даже с человеком, которого знал не первый десяток лет, вел осторожную беседу, давал почувствовать хозяину дома, что зашел к нему в гости не просто так, а по важному делу.
— Не крути, Митяй… — наконец не выдержал друг. — Говори, с чем пожаловал…
Гость разгладил лохматые брови, вздохнул и осторожно поставил блюдце на стол. Так же осторожно положил, будто драгоценность, кусочек сахара.
— С делом пожаловал… Думал, в вашей деревеньке пополнение добыть. А заодно и прихватить эту собаку… — дед Митяй кивнул на окно.
Хотя полицая на улице не было, хозяин понял, о ком идет речь.
— Пополнение? Для кого же оно…
— Для нашего отряда… — И гость снова взялся за блюдце. — На тебя надежды.
— Я-то куда гожусь?.. — удивился хозяин дома.
— Ты сиди… А вот помоложе народ сгодится.
В полночь дед Митяй ощупью пробирался со своим другом в заброшенную сторожку. Два парня внимательно слушали странного партизанского гонца, то и дело поглядывая на его спутника. Тот кивал головой, подтверждая полномочия деда Митяя.
— Но с пустыми руками приходить в отряд таким молодцам не подобает…
— Оружие?.. — спросил одни из парней.
— Оружие будет… — успокоил дед Митяй. — О другом я подумал. Прихватили бы вы с собой полицая. Ждет там его партизанский суд.
— Как же? — Парни переглянулись. — К нему за версту не подойдешь.
— Можно подойти… С вечера тянет самогон. Вот и взять его живьем… Разработаем операцию? — Дед Митяй опять щегольнул ярким словцом.
Три дня гостил партизанский гонец в деревне, подготавливая «операцию». На четвертый — незаметный гость двинулся дальше. Шел он спокойно, привыкнув к дороге, к частым патрульным, к косым взглядам полицаев.
А где-то по еле заметным тропкам, выбиваясь из сил, но стараясь не признаваться в этом, двое парней тащили грузного полицая, уже отрезвевшего, злого, перепуганного. Усталым путником, в «поисках родных и куска хлеба», добрался дед Митяй до районного центра.
Ему раньше приходилось бывать в Червонном Гае. Но сейчас старик не узнал веселый, зеленый городок. Тарахтели мотоциклы, с громким хохотом расхаживали подвыпившие солдаты, торопливо, стараясь быть незаметней, проскальзывали местные жители.
«Червонный Гай… Червонный Гай… Разве это ты? Ах, нехристи, до чего довели тебя…» — покачал головой дед Митяй.
Побродив по улочкам, старик вышел на проселочную дорогу, ведущую на кладбище. Долго пришлось ему ждать, пока появился возница. С Тимофеем дед Митяй перекинулся торопливыми, короткими фразами.
— Будет возможность, дай знать Тамаре, что с Борей и Шерали все в порядке… Ни один черт до нас не доберется… Пусть не беспокоится…
Через час старик в оборванной одежде стоял снова в центре. Мимо проехала машина. По шуму на улице Митяй понял, что это сам комендант майор фон Штаммер.
Конечно, офицер не обратил внимания на щуплую фигуру старика.
ПАРТИЗАНСКИЙ СУД
Шерали Султанов серьезно еще не задумывался над психологией предателя. Ну, Равчук — ясное дело. Отсиживался до поры до времени. Умело замаскировал свое логово. А вот этот? Что его заставило пойти в полицейские?
В землянке тесно. Партизаны сидят, прижавшись друг к другу. Многие из них тоже впервые видят предателя так близко. Тот клонит голову вниз, словно она свинцом налилась: он не может ее удержать даже на толстой шее.
— Давно в полицейских ходите?
Этот вопрос задает Опанас Гаврилович, народный заседатель. Его, Козлова, и Анкг Маслову партизаны единогласно избрали в состав суда.
Полицай медленно поднимает голову и едва шевелит губами.
— Кончайте… Что комедию ломаете? Все равно же к стенке поставите.
— Мы не убийцы… — строго обрывает Козлов. — Отвечайте на вопросы.
— Месяц скоро будет… — наконец говорит полицай и снова опускает голову.
— Сколько на твоей… — Опанас Гаврилович замолкает и поправляется: — На вашей совести сколько душ?