Полицай непонимающе смотрит на лесничего.
— Сколько вы погубили советских людей?.. — спрашивает Козлов.
Подсудимый крутит головой.
— Врет! — вскакивает один из парней. Ему лучше знать. Это он и тащил в партизанский отряд полицая.
— Тише! — поправляет Козлов. — Хотите выступить?
— Да… Хочу!
— Слово имеет свидетель… товарищ Костров.
Никогда не приходилось девятнадцатилетнему «товарищу Кострову», который до сих пор был просто Володькой, выступать с обвинением.
Запинаясь, краснея, он начал свой рассказ о зверствах пришибленного, сгорбившегося полицая.
— Я знаю его давно… Когда был вот таким… — Володя даже пригнулся, чтобы протянуть ладонь к полу. — Звали дядей Кузьмой… Был человек как человек… А оказывается, зверь в нем сидел…
Парень освоился и стал торопливо перечислять все, что успел натворить за месяц полицейский. При каждом имени, при каждой фамилии подсудимый все ниже опускал голову. И когда Козлов предоставил ему слово, полицай развел руками: что там говорить…
Землянка вздрогнула, зашумела — негодующе, гулко.
— Хватит с ним церемониться…
— Повесить его мало..
Шерали Султанов никогда не был на судебных заседаниях. Он не мог сравнить, не мог сказать: правильно ли соблюдены все формальности. В одном уверен комиссар: иначе поступать нельзя.
А Козлов еще до войны избирался народным заседателем. Поднявшись, он твердо предложил:
— Прошу встать…
От имени Родины, от имени народа Степан Иванович огласил приговор.
Предателя увели из землянки. И вскоре где-то в глуши раздался выстрел.
Все в лагере его слышали. Люди уже привыкли к смерти, привыкли к беспорядочной стрельбе и взрывам, но этот выстрел заставил всех вздрогнуть.
— Нужно, чтоб о решении партизанского суда узнал народ… — сказал Козлов, оставшись наедине с комиссаром.
— Следует выпустить несколько листовок… Напишем от руки и ночью вывесим в деревне.
— Правильно… — согласился командир отряда.
Они набросали короткий текст. Отдали Ане Масловой.
К вечеру десять листовок, десять страничек из школьной тетради, были подготовлены.
— Никогда не думал, — задумчиво разглядывая листок в косую клетку, сказал Степан Иванович, — что в детских тетрадях придется писать такие слова.
Под текстом стояла лаконичная подпись: «Партизанский суд».
— Пусть наводит страх на тех, кто решил предать Родину… От возмездия никуда не уйти. Пусть подбодрит людей, напомнит им, что советская власть жива.
Козлов сложил листовки.
— Думаю, лучше всего их доставит по месту назначения Володя со своим другом.
— Неплохо бы в помощь ребятам дать опытного солдата. Мало ли что случится… — добавил Шерали.
— Коркия?
— Хорошая кандидатура…
Когда вызвали в штатную землянку всех троих, Володя внес еще предложение:
— Не один этот тип был в деревне. Есть у него помощничек… Что если… Хотя бы гранату?
Коркия моментально подхватил мысль:
— Конечно… Листовки само собой… А это будет новое подтверждение. Без листовки станет ясно, что суд продолжается.
Козлов и Султанов переглянулись.
— Согласны… Только на этом вся операция заканчивается. Сразу же назад…
Командир отряда погрозил горячему грузину пальцем.
— Больше никаких мыслей… Чтоб утром живыми-здоровыми были здесь.
— Есть, товарищ командир!
Коркия поспешил закончить разговор.
Вечером, ни с кем не прощаясь, из лагеря исчезли трое партизан. А в полночь они уже крались вдоль единственной улочки деревни. Изредка лаяли собаки. Но ребята успокаивали чутких стражей, зная их всех по кличкам.
— Доброе знакомство… — похвалил Коркия. — Собаки у вас хорошие.
Когда листовки были развешаны на стенах изб, на калитках, Володя Костров повел спутников к высокому забору.
— Сельсовет был раньше, — шепнул он. — Теперь поселился здесь этот гад.
— Жалко дом… — покрутил головой Коркия. — Из-за гада такой дом портить. Но что делать…
За солидным забором загремела цепь, послышалось рычанье.
— Ишь… Пса заимел… Сначала забором отгородился, потом и пса завел…
Володя осторожно, на цыпочках подошел к калитке.
— Тут ничего не выйдет… — наконец сказал он. — С дерева нужно.
Высокое дерево протянуло свои ветви почти к самой крыше.
— Ну вот что… — Коркия приготовил две гранаты — Я лезу, а вы… вы туда.. — Он кивнул в сторону леса — Чтобы духа вашего не было.
— Товарищ… — начал Володя.
— Приказ слышал?
Теперь уже молодому партизану пришлось повторить короткое слово.
— Есть…
— Вот так-то… — прошептал грузин.
Когда ребята скрылись в темноте, Коркия ловко полез по морщинистому стволу.
Укрепившись на толстой ветке, Коркия одну за другой метнул гранаты в окно.
Вероятно, вместе с взрывом он спрыгнул на землю. Так по крайней мере ему показалось.
Завыли собаки. Только собаки. Деревня словно была мертвой. Коркия так и не услышал людских голосов. Он бежал, вытирая рукавом кровь со лба.
Утром за завтраком каждый партизан счел нужным отметить изменения на красивом лице грузина.
— Ишь как тебя, сердечного, разделали…
— Где черт носил?
Коркия, так следивший за своей внешностью, рассматривал щеки в осколок зеркала и, сожалея, думал о том, что несколько дней не придется бриться.
«Надо же… Из-за какого-то гада… А вдруг он еще жив остался?»