Революция 1917 года. Как это было?

Из нас вытягивали всю кровь… То древесиной не нужно расплачиваться, потому что, оказывается, на каком-то бревнышке было написано некое послание, которое было растолковано следующим образом: это узники всевозможных лагерей отправляют сигнал, насколько им плохо. Потом они не стали принимать золото, потом проблема с хлебом, и так далее. То есть Запад, конечно, мечтал этому всему помешать. Другой вопрос, что для западного обывателя стало откровением то явление, которое они впоследствии назовут в своей историко-философской (хотя тут «философской» я бы под большим знаком вопроса поставил) литературе как коммунистический фанатизм. То есть они впервые увидели, что люди могут отдавать буквально всех себя ради какой-то такой сверхцели и сверхзадачи, второй раз они это увидят уже в годы Великой Отечественной войны. Если посмотреть западную печать того времени, там обязательно будут фотографии, мол, смотрите, коммунистические фанатики, как муравьи, бегают, чего-то строят, чего-то пытаются делать и создают плацдарм для мировой революции. Еще Троцкий в своих работах объяснял, для чего все это надо. «Днепрогэс» нужен был для чего? Чтобы получить алюминий. Алюминий нужен для чего? Чтобы сделать самолет и бомбить Запад. Вот как можно все упростить. Все эти теории тогда впервые прозвучали, потому что наши «друзья» поляки, которые, как они говорили, лучше всех знают жизнь в Советском Союзе, сразу сказали, что все заводы – это военный контур, ждите русских варваров в Европу.

Г. Саралидзе: Ну, в общем, дождались. Другое дело – что к этому привело. В чем-то они оказались правы.

Д. Куликов: Я про помощь еще хотел добавить.

Мы действительно сильно переплачивали за всю эту «помощь». Но если бы не кризис, который развернулся в 1930-е годы, прежде всего в Соединенных Штатах, мы не получили бы ничего даже с переплатой. Кризис был связан, прежде всего, с невозможностью что-то куда-то продавать. А Советский Союз покупал и покупал в больших объемах. Подчеркну: если бы не кризис, то они, конечно, ничего бы нам не продали. И эти инженеры в массе своей не приехали бы, если бы не альтернатива хлебать бесплатный суп в Америке или получать хорошую зарплату в СССР (им в валюте платили). Это стечение обстоятельств. Мы понимали, что нам нужно промышленность создавать опережающими темпами, ездили за границу под разными предлогами: посещали заводы, подсматривали что-то. Вот показательная есть книжка Яковлева, авиаконструктора, «Цель жизни» называется. Он в ней описал путь от кроватной мастерской… до конструкторского бюро мирового значения. Очень интересно почитать и понять, например, как они относились к поездкам в Германию перед войной. Все люди понимали, что они не сотрудничать с Гитлером едут, а едут смотреть заводы, чтобы украсть какой-то секрет и принести пользу своему государству. Вот это точно совершенно.

Г. Саралидзе: По поводу «помощи» в кавычках. Помните знаменитую фразу Маркса о том, что капиталист пойдет на любые преступления ради наживы?

Д. Куликов: За триста процентов…

Г. Саралидзе: Процентов прибыли, наживы. Мы можем продолжить: даже на то, чтобы помогать большевикам.

Д. Куликов: Точно. В условиях депрессии они вообще сговорчивые были.

Г. Саралидзе: Сколько мы за эту помощь заплатили? Общей цифры я не нашел. Суммы разные называют. Если перевести на нынешние деньги, что-то около двухсот пятидесяти миллиардов долларов получается. Это только часть. Расплачивались золотом, предметами искусства. Я бы еще хотел поговорить об ощущении того, что войны не избежать. Оно было только у Сталина и его соратников или это общее ощущение в стране?

А. Гаспарян: С одной стороны, было общее ощущение у людей, потому что чем больше и чем активнее ты строишь социализм, тем яснее понимаешь, что рано или поздно все равно к тебе придут и будут это крушить…

Г. Саралидзе: Но все-таки это ощущение создавала пропаганда?

А. Гаспарян: Понимаешь, здесь какая штука. Зачастую пропаганда, как раз наоборот, говорила, что надо избегать войны. Но ведь у нас были удивительные умы вроде маршала Тухачевского, который каждую свою речь начинал и заканчивал мыслью о том, что уже завтра на нас нападут, при этом он не говорил о Германии. Он предупреждал о том, что воевать придется с Польшей.

Д. Куликов: Тухачевский на нее обижен был кровно, поэтому…