Ревность

Девяткин бежал что есть силы. Из груди вырывались хрипы, казалось, что легкие горят огнем и вот-вот случится приступ удушья, который кончится смертью. Он думал, что Жаркий не курит. Еще он подумал, что пока у него, Девяткина, есть выбор: бросить курить или уйти из полиции. И этот выбор надо делать как можно скорее. Может быть, уже сегодня.

Жаркий наскочил на единственного пешехода, старика в шляпе, сбил его с ног, затем метнулся в сторону, выскочил на проезжую часть и побежал еще быстрее. Девяткин, услышав за спиной звук работающего двигателя, хотел бросить взгляд за спину, но не смог. Чувство опасности появилось мгновенно, без причины, неясная тень легла на душу, заслонив собой весь мир.

Он прыгнул в сторону, чудом попал в узкое пространство между двумя машинами, стоявшими вдоль бордюрного камня. Мимо, не притормозив, промчался черный седан с номером, замазанным грязью. Девяткин поднялся и побежал дальше.

Теперь видно, как машина поравнялась с Жарким, распахнулась задняя дверца. Девяткин остановился, пальцы легли на рукоятку пистолета и спусковой крючок, он выключил предохранитель. Жаркий потянул дверцу на себя, приподнял ногу, чтобы залезть в салон. Девяткин подумал, что сейчас нужно сделать предупредительный выстрел, так положено по закону. Но в запасе не осталось лишней секунды.

Выстрел оказался негромким. Опорная нога Жаркого подломилась, будто он оступился и оказался на коленях. Хватаясь за дверцу, медленно поднялся. Снова приподнял ногу, чтобы залезть в машину, но не смог. Девяткин сделал второй выстрел, на этот раз в воздух. Жаркий вцепился в распахнутую дверцу, повис на ней.

Машина тронулась с места и поехала. Жаркий что-то закричал. он не отпускал дверцу, ноги волочились по асфальту. Машина рванула вперед, дверца вырвалась из рук словно намыленная, Жаркий перевернулся через голову и остался неподвижно лежать на мостовой.

Подбежав, Девяткин опустился на колени, прижал кончики пальцев к шее Жаркого и перевел дух: жив. Пуля попала чуть выше лодыжки, сломала кость и вырвала кусок мяса. Кроме бумажника и связки ключей в карманах Жаркого ничего не оказалось. Он пришел в себе, открыл глаза и застонал, то ли от боли, то ли от страха.

* * *

Радченко проснулся ночью от телефонного звонка. Он пошарил рукой по тумбочке, взял трубку. Будильник со светящимся циферблатом показывал четыре утра. Радченко подумал, что разница во времени с Россией восемь часов. Голос адвоката Эдика Волкова звучал совсем близко.

— Дима, это ты?

— Ты звонишь в четыре утра, чтобы задать этот вопрос?

— У вас четыре? Черт побери. Я почему-то думал… Извини ради бога. Давай я перезвоню позже.

— Не надо, я уже проснулся. Что-то срочное?

— Нет, но… Я был уверен, что у тебя день. Хотел просто поболтать.

— Не темни.

Радченко подумал, что Эдик Волков — парень неглупый. И к тому же прекрасный адвокат, который специализируется на бракоразводных процессах. Он не станет звонить на другой конец земли, за семь тысяч километров, чтобы потрепаться о погоде, — и проснулся окончательно.

— Говори, что стряслось.

— Ну, старик, мне не хотелось грузить тебя неприятными известиями. Но мы друзья. Я подумал и решил, что надо позвонить. А там уж сам решай, что делать. Вчера я сидел с одним клиентом в ресторане «Прага». В соседнем зале видел твою жену с хорошо одетым мужчиной.

Через пять минут Радченко знал всю историю. Волков так подгадал, что дважды оказался в туалете как раз в тот момент, когда мужчина мыл руки. Лицо довольно приятное, седина на висках приятно дополняет портрет. Часы из белого золота на кожаном ремешке, шикарные, но без лишнего пафоса. Обручального кольца нет. Вместо него перстень из белого золота с крупным бриллиантом, карата полтора, не меньше. Спортивный пиджак и темно-зеленая сорочка из натурального шелка.

Еще у него хорошие манеры и язык подвешен. Он щебетал, как птичка, а Галя слушала, раскрыв рот. Да в зале царил полумрак, но на столиках поставили светильники, поэтому наблюдатель находился в выгодном положении. Его незаметно, зато он видит все. Галя не разглядела, что Волков где-то рядом и с интересом посматривает в ее сторону. Впрочем, она была слишком увлечена кавалером, чтобы кого-то замечать.

Выглядела она шикарно: прическа, платье… В первом часу ночи к подъезду ресторана подогнали надраенный до блеска белый «Мерседес», парочка заняла заднее сидении и отбыла. Да, известие неприятное. Но Волков образцовый семьянин, муж и отец двух детей, всегда стоял за нравственность, особенно женскую. Впрочем, он не знает всех знакомых Радченко и его супруги. Может тот мужчина коллега Галины или… Нет, человека, подходящего под это описание, Радченко вспомнить не смог.

— Какое на ней было платье? — спросил он.

— Терракотовое, открытая шея и плечи. Кажется, от Шанель. Ты в порядке, старик?

— Чувствую себя персонажем анекдота, из серии «муж уехал в командировку»…

— Будут какие-то поручения?

— Не сейчас. Дай мне время подумать. Спасибо, что позвонил. Черт тебя побери.

* * *