Реверс

Пенсионер, сообщивший по «02» о якобы ломившихся хулиганах, был отставником МВД. Борзов попросил его о содействии в негласной проверке дежурной части. Попрётся ли наряд на стыке смен на Колхозную улицу? Одинокий пенсионер обрадовался оказанному доверию и с удовольствием помог своему бывшему стажёру, доросшему до больших чинов. Ясный перец, старика пришлось обихаживать. Одними гостинцами не обошлось. Час просидел Сан Саныч в квартирке ветерана. Дул чай с засахарившимся малиновым вареньем, слушал байки времён ментовского палеолита.

— Если чего, Евгений Дементьич, ты меня не видел, — предупредил на прощанье подполковник.

Ветеран розыска вспыхнул, как порох:

— Поучи отца!

Дежурный Граблин знал оборотную сторону вопроса. Ему Борзов по дружбе шепнул, что под конец смены возможны провокации со стороны области.

— Вот суки! Утром же я пустой, как барабан. «Пэпээсники» с «овош-никами»[394] в четыре часа снимаются с маршрутов, — вводная ввергла тугодума Граблина в ступор.

— Отправь ГБР, чуть чего. В такие моменты, Петя, последнего козыря не жалеют.

— Сан Саныч, спасибочки! С меня, эта, пузырь.

— Да уж одним «спасибом» не отделаешься!

Изящная многоходовка удалась. Конечно, у Вадима Львовича не голова, а дом советов. Но и реализация, господа, требует высокого профессионализма. Жаль, некому оценить мастерство исполнителя…

Сидельников охотно угостился из портсигара куратора.

— Мерси. Саныч, а можно мне тут пожить? Недельку?

— Нет, Витя. Хата рабочая. Палить нельзя. Так что куришь и уходишь. Лучше тебе из города свалить. На ту же самую неделю. Сообразишь, куда?

— С бабками соображу, — агент рефлекторно тронул карман. — Корешка проведаю зоновского в Юрьев-Польском.

— Много не бухай там. У тебя все приключения от водяры.

— Не буду. Надо подвязать. Звонок отметил, харэ. Сколько можно? К тому же, у кореша цирроз.

— Мусор собрал?

— А як же? — Витёк пнул чёрный пакет, приставленный к ножке стола.

— Пепельницу туда высыпь. По дороге выкинешь в контейнер.

Проводив помощника, Борзов встряхнул подарочную фляжечку. Там бултыхнулись остатки. Доктор больному больше прописывает. Сан Саныч вылил остатки коньяка на язык. Сморщился.

Напряжение последних дней не отпускало. Для расслабона требовалась человеческая доза спиртного, а не комариная. Заманчиво было выскочить в продуктовый по соседству. Взять «маленькую» водки, плавленый сырок, фисташек. Вмазать в одиночестве. Покурить, перевести дух от недельной гонки. Но, однако, чекушкой не обойдёшься.

«Сто пудов за добавкой попрусь. Вырублюсь на бабкином диване. Домой вернусь поздно, на кочерге. Только с Куклой помирились, снова рассобачимся. Лучше сразу валить на хаус[395]. Смыть под душем с себя весь негатив. Накатить стакан, пожрать по-людски и в люлю. Пацаны из школы возвратятся не раньше часа. То есть покемарить время будет. А вечерком всем семейством в пиццерию наведаемся. Пятница!»

Минуя диспетчера, подполковник вызвал того же водителя, что привёз его сюда. Номер Сан Саныч предусмотрительно вбил в мобилу по дороге. Круг лиц, знающих о его тяготении к микрорайону «Эстакада», расширять было ни к чему. Велик риск нарваться, если не на знакомого, то на знакомого знакомых.

— Сергей, да-да, к той же панельке. Когда тебя ждать? Через десять минут? Отлично. Да, третий подъезд.

Насчёт моральной стороны проведённой комбинации Борзов не парился. Он рассуждал просто: «Если не мы их, тогда они нас».

Чинуша Кащей, не вылезающий из тёплого кабинета, по беспределу фабриковал дела, через коленку ломал судьбы розыскников заслуженных и молодёжи. И чего? Нужно было, как телятам, идти на веревочке на убой?

«Не на таковских напал, герр[396] советник юстиции! Покувыркайся-ка теперь сам. Докажи, что ты не педофил!»

43

18 сентября 2004. Суббота 07.00–12.45

Первая половина сентября выдалась удручающе дождливой. И тут, как по спецзаказу, подали бабье лето со всеми атрибутами вплоть до косо летящих романтических паутинок. Утро субботы проснулось улыбчивым. В голубеньком небе ни помарки. Солнце, по которому средняя полоса России соскучилась, вскарабкалось на полагающуюся ему верхотуру. Особенного тепла в течение дня не ожидалось, но это было даже к лучшему. Воздух, остуженный осенью, приобрёл особую прозрачность, а с ней дополнительный объём изображения и звука, круче, чем в новомодных кинотеатрах 3D.

Поворот с дождя на вёдро[397] Маштаков расценил как одобрение его поездки свыше. Сказать, что он волновался, значит, ничего не сказать. Колотило Миху, будто с лютого похмелья. Ночью он не сомкнул глаз. Думал о вечном и жалел себя, дурака.

Горничная Нина Андреевна благословила его в дорогу: «Всё хорошо будет. Не самый ты плохой человек, Михаил, чтоб от тебя родные дочери отворачивались».

В своей манере Маштаков искал уважительную причину отложить экспедицию.

«Лучше совместить вояж с Дашкиным днём рождения. А чего? Меньше месяца осталось».