Там Милана снова увидела того дядю. Он бежал по тропинке от профилактория. Она его узнала, потому что он был одет в ту же самую одежду. В синие тренировочные и белую кофту без рукавов. Через плечо на ремешке у него висела маленькая серая сумочка. Кроссовки у него были чёрные с тремя белыми полосками. Этот дядя худой и высокий. Усов и бороды у него не было. Очков тоже не было. Подстрижен он коротко, не лысый. Волосы коричневые или серые. Он старый, ему лет сорок или шестьдесят…
Кораблёв оторвался от листа. Штрих правдоподобный. Возраст взрослых — загадка для детей. На простой вопрос: «А маме (папе) сколько годиков?» они, как правило, называют несусветные цифры.
Шкодников, не теряя времени, мониторил остальной материал.
— Александр Михайлович, окажите содействие, — голос у него глухой, бубнящий, — вызовите сотрудников милиции. Интересно, как они так удачно оказались в нужном месте в нужное время? Прямо рояль в кустах.
Кораблёв мысленно одобрил идею важняка.
«Толково. Если он сам додумался, молодец. И про рояль хорошо ввернул».
— Где будете работать, Михаил Сергеевич? У меня?
— Желательно отдельный кабинетик. Я знаю, у вас следаки друг у друга на головах сидят, но тема деликатная…
— Сейчас придумаю что-нибудь, — захватив со стола связку ключей, зампрокурора быстро вышел.
На самом деле подходящий вариант был наготове. Боря Винниченко с понедельника свалил в отпуск. По выходу от растеряхи ожидался ответ на оферту[391] по-хорошему перевестись на должность помощника.
Без Бори пятый кабинет не пустовал. Кроме золотого мальчика Пети Бондаря там нашли приют двое практикантов, разгребавших авгиевы конюшни. Количество материалов, заволокиченных младшим советником юстиции Винниченко, страшно было произнести вслух.
Кораблёв объявил о немедленной эвакуации. Жизнерадостный Петя обрадовался шансу прервать писанину и умотал со словами: «Мне как раз одного жулика надо выцепить». Практиканты с ворохами Бориной макулатуры расползлись по другим кабинетам.
На два часа областной товарищ выпал из поля зрения Кораблёва. Этот отрезок времени зампрокурора, невзирая на постоянные отвлечения, упорно боролся со статистикой.
Позвонила начальница СО:
— Са-аш, ты, что ли, будешь у меня отчёт принимать?
Кораблёв еле удержался, чтобы не вспылить:
— Людмила Гавриловна, наберитесь терпения. После обеда всё станет ясно. Получу команду, буду принимать.
— Ой, хорошо бы. А то я теперь к Хоробрых боюсь идти. Вдруг он мне чего покажет? — дважды побывавшая замужем полковник юстиции с нескрываемым удовольствием травила бодягу.
Кораблёв швырнул трубку на рычаги и длинно выругался. Вот уж действительно пятно во весь мундир.
В начале второго его навестил Шкодников.
— Кофейку, Михаил Сергеевич? — заместитель прокурора сдвинул бумажную гору на край стола.
— Не откажусь. Вы тоже, гляжу, без обеда, Александр Михайлович.
— Разгрузочный день. У меня печенье есть. Правда, поломанное. Угощайтесь.
— Спасибо.
— Ну, чего доблестные пэпээсники?
— Опросил обоих. Говорят — ехали с улицы Колхозной. Я по карте глянул, это в том же районе. Выезжали по указанию дежурного на сообщение о хулиганстве. Дедок тридцать девятого года рождения позвонил по «02», сказал, что к нему в квартиру ломится неизвестный.
— Задержали кого?
— Нет. К их приезду в подъезде никого не было. Они провели беседу с дедом. На его двери обнаружили следы обуви. Соседка подтвердила — шум был. Милиционеры мне копию рапорта принесли. Там есть данные заявителя и соседки. Для вранья слишком много деталей, которые легко проверяются. Смысла нет врать.
— Ага. То есть, удачное совпадение? Вы верите в совпадения, Михаил Сергеевич?
— Всякое бывает. Как пэпээсников этих охарактеризуете, Александр Михайлович? Работают они давно. Наверняка в поле зрения попадали.
Как — Уверенно. Противоречий у них нет. Кирьянов скромным показался, а Паршин нагловат. Перед тем, как уйти, с усмешечкой, такой, знаете, снисходительной, говорит: «Если б наш попал, уже бы в камере парился».
Кораблёв не стал комментировать дерзкую реплику милицейского прапора, но в душе с ней согласился:
«Основания для задержания в качестве подозреваемого железные».
Психолог, состоящая в штате отдела кадров облпрокуратуры, после общения с Миланой Козловой вынесла следующий вердикт.
— Девочка, конечно, устала. Капризничает. Собственно, и я не специалист по детям, — вступительная часть содержала ряд оговорок. — Уровень развития ребёнка соответствует возрасту. О случившемся говорит со стеснением. Ключевые моменты повторяет неохотно. То есть какой-то заученности я не увидела. Детей в таком возрасте сложно научить говорить неправду и последовательно её транслировать. Если, конечно, это не продукт фантазии самого ребёнка. Нужно выяснить у её учительницы, насколько девочка склонна к фантазированию…
— Так какой ваш вывод? — Шкодникову от специалиста требовалась конкретика.
— Склоняюсь к тому, что девочка говорит правду. С меня справка о проведённой беседе?
— Разумеется, — важняк обставлялся по максимуму.
Основательный подход проявился и в следующем его шаге.