Реверс

— А вы? — с интонацией «чего изволите» Братушка обратился Фомину, к сидевшему возле двери.

— Плесни децл, — барственно кивнул убойщик.

Заместитель Сапеги приехал из Андреевска в десять утра и следующие три часа промаялся от безделья. Все возможные оперативные ходы были сделаны накануне. От внутрикамерной разработки прорыва не ждали, но общение с агентом создавало хоть какой-то движ на делянке.

Фомин тоже майор, но перспективный. В свой тридцатник он уже достаточно давно и крепко сидит на подполковничьей должности. Фомин — крестник Сапеги, который вытащил его из района в облуправление, а потом сделал своей правой рукой. Неудивительно, что Фома предан «Чапаеву», как цепной пёс.

Он кичится репутацией безбашенного и чёрным поясом по карате. Когда Фомин колет злодея, он нагоняет на него запредельной жути, но силу удара контролирует. Поэтому под следствие за превышение служебных полномочий майор попадал только раз. Начальство впряглось за работящего сотрудника, и дело было прекращено за недоказанностью. Одного залёта Фомину явно не хватило, чтобы сделать правильные выводы. Отрабатывать технику ударов на задержанных он не перестал.

У него наружность голливудского супермена российского пошиба. Крепкую шею облегает гранёная цепь красного золота. На пальце топырится ребристая «гайка». Прикинут он в стильное и дорогущее шмотьё.

К ментам с земли Фома относится высокомерно, но для богатыря Капустина делает исключение. В прошлом году они тягались на руках, и замнач ИВС уложил его, как дистрофика.

— Красивую комбинашку я провернул?! Га-а! — ржал Капустин в ожидании похвалы.

Идея перевести стрелки с реального «эксперта» на подставного принадлежала ему.

За час, проведённый в камере, и пару плюх Витёк Сидельников заработал двести целковых. Ушёл, потирая припухшую челюсть, но довольный, и просил не забывать старика.

Капустин радовался, что вновь проскользнул в зазор прокурорских тисков, сжимавшихся всё туже. Ввёл камерника в разработку по липовому протоколу задержания, а после вывода документик уничтожил. Влез на ёлку и смолой не испачкался!

— Как настрой у нашего друга? — отсмеявшись, спросил Капустин.

Братушка оторвался от кружки, тылом ладони промокнул губы.

— Евгеньич, ты в натуре гроссмейстер! Как дед твой из «хаты» выломился, человек сразу пошёл на контакт. Сказал, за что его закрыли — разбой и мокруха. Я ему для симметрии про свои гонки вкратце поведал. Короче, лёд тронулся…

— Ты ему сказал, что с Левандовским сидел? Что жена его, директорша Фонда, живёхонька и опознает бандюков? — требовательно вопросил Фомин.

Агент по-черепашьи вжал голову в плечи, машинально погладил кружок шрама над губой. Ему было известно имя опера с управы — Юрий, а вот отчества он не знал. Фамильярничать с ментом из породы распальцованных было чревато, а разговаривать обезличенно — негоже.

— Случай не подвернулся, гражданин майор, — Братушка выбрал беспроигрышный вариант общения. — Жидких ещё не сказал, за какую конкретно мокруху задержан. Лошадей не надо гнать. Давайте погодим немного…

— И сколько ты намерен годить?

— Чтобы войти в доверие, не меньше недели потребуется.

Фомин раздражённо ощерился. Озвученный срок его не устраивал.

— Накинь ему, что ты видел в ИВС Молоткова!

— Перебор получится, — Братушка убеждал молодого майора с уважительной интонацией. — Нельзя и за архитектора накидывать и за Молоткова. Одну тему тащить надо. Он не первоход.

Ранее Игорь общался с Фоминым в СИЗО по другим разработкам. Убойщик всегда был рьян. В погоне за быстрым результатом не задумывался о безопасности тайных помощников. Относился к агентуре, как к пушечному мясу. На тюрьме Фомина укрощали кумовья с оперчасти, в изоляторе надежда была только на Капустина. Сергей Евгеньевич поддержал агента.

— Сгорим, Юра, если пичкать будем совпадениями. Я этого Жидких по прошлой ходке помню. Продуманный, чертила! Книжки, бляха-муха, любит читать.

— На что он рассчитывает? — судя по тому, что Фомин сменил тему, аргументам собеседников он внял.

— Дёргается, боится ареста. Сказал: в прошлый раз знал, за что сижу, а сейчас по беспределу закрыли.

— Все вы так говорите! — отрезал Фомин. — Больше у тебя ничего нету? Давай обратно к станку. И не шлангуй у меня!

Убойщик выдал ещё несколько инструкций, одна другой топорнее. Если бы агент решил им следовать, прожил бы он недолго.

Перечить Братушка, разумеется, не стал. Экономил минуты для вопроса, являвшегося для него судьбоносным.

— Евгеньич, — обернулся он к хозяину кабинета, — по ходу, во вторник у меня прения будут. Напомни, пожалуйста, Александру Михалычу. Пускай он своего обвинителя зарядит на трёху строгого, как договаривались. И ещё, это, судья чего-то разбушевалась под занавес. Меня плющит, адвокату моему рот затыкает…

— Не мохай, Игорёк, всё схвачено. Это игра на публику! В понедельник схожу к Михалычу. Сам знаешь, он слово держит. Но нужен результат по убою.

— Будет, Евгеньич, В лепёшку расшибусь, а сделаю.

— Скорей бы. Ну, давай, курнём на дорожку. Угощайся термоядерными. Не хочешь? Слаба-ак!