Реверс

Рязанцев деликатно кашлянул в кулак:

— Разрешите, Александр Михайлович? Получается так, что Жидких был в машине, а нападение совершили Пандус с Молотковым. Поэтому Жидких может и не знать, что Молотков украл перстень.

Кораблёв понял, куда клонит убойщик:

— Украшение надо привязать к потерпевшей. Наглядно!

— У меня есть фотка, где живая Грязнова с этим перстнем на пальце. И отдельно — крупный план.

— Замечательно. Так и разыграйте! — надежду на успех остудила мысль, неожиданно пришедшая в прокурорскую голову.

Жидких, скорее всего, решит, что менты его тупо разводят. Сами свинтили с трупа гайку, а говорят, будто у подельника изъяли. Желаемого эффекта можно было достичь, лишь посадив Молоткова напротив Жидких. Увы, покойники оживают только в сказках. Или хотя бы натыкать Жидких носом в протокол выемки перстня у Молоткова. А то по документам, которыми был изъят вещдок, его путь выглядел слишком извилистым.

Озвучивать свои сомнения зампрокурора не стал. Не стоило отбивать у людей желание работать.

— А где Сутулов? — запоздало спохватился Сапега. — Давно пора ему объявиться.

— Он прямо в отдел поехал, — пояснил Рязанцев. — Сказал, в Ярославль будет звонить. Поторопит коллег насчёт обещанной помощи. Какой именно — не сказал. Разрешите идти, товарищ полковник? Подготовлюсь к беседе со злодеем.

— Давай. Разогрей его хорошенько к моему приходу.

Покидая кабинет, оперативник подмигнул Антошке, клубочком свернувшемуся в кресле. Мальчик гадал, за кого этот плечистый коротко стриженный дядька — за папу или за Бармалея…

— От Пандуса нет новостей? — поинтересовался Кораблёв.

— Пока нет. Я на выходных пересекусь с начальником оперчасти. Думаю, в понедельник-вторник будет явка. В «тройке» не таких кололи.

Кораблёв прикусил губу. Противник грязных методов работы, он согласился с переводом обвиняемого в «централ» под нажимом областной прокуратуры. Начальник отдела криминалистики Пасечник активно лоббировал интересы убойщиков. Делал он это не из альтруистических побуждений. Прокуроры-криминалисты отвечали за раскрываемость убийств в масштабах области.

Давая согласие на перевод Пандуса в учреждение ИК-3, Кораблёв для успокоения совести сделал приписку: «Сроком на 10 суток».

— Алиби Жидких надо ломать, не отходя от кассы, — и.о. прокурора взял прицел на следующую неделю. — В понедельник нужно собираться в Ярославль на несколько дней. Алиби готовилось основательно. Копать придётся глубоко. Кого пошлёте?

— Сутулова, понятное дело. Видите, он там уже какие-то позиции наработал, названивает кому-то… С ним кого? Петрушин пускай тут последние деньки досиживает. Рязанцев на сессии… А пошлю-ка я своего боевого зама, Фомина! Для вас, Александр Михалыч, ничего не жалко. А следователь-то поедет?

— Обязательно. Дело областной подсудности. Процессуальные документы должны быть оформлены безукоризненно.

— Замётано! Александр Михалыч, я так понимаю, что если сейчас мы с мужиками поднапряжёмся, вы тормозите Жидких на сорок восемь часов? А с арестом завтра будете выходить, или в воскре сенье?

Кораблёв от души рассмеялся, демонстрируя золотые коронки на премолярах[348] верхней челюсти.

— Василий Иванович, вам палец в рот не клади!

— А я чего? Мне просто нужно Юрию Фёдорычу перспективу доложить.

— Давайте не будем ставить телегу впереди лошади. Сколько на ваших?

— Девятнадцать двадцать, — Сапега бросил взгляд на циферблат высокоточных кварцевых часов «Orient», которые носил на кожаном ремешке.

— В девять вечера созвонимся и подобьём бабки. Удачи!

— Да уж, рассиживаться некогда, — единым волнообразным движением, как танцор брейк-данса, полковник отодвинулся со стулом к стене, встал и рефлекторно проверил наличие табельного оружия в поясной кобуре.

Когда он выписывал сложный зигзаг между предметами мебели, Антошка вскарабкался коленками на подлокотник кресла и лёг животом на стол, накрыв собой нарисованную картинку. Ни в коем случае Бармалей не должен был понять, что его опознали.

Пушечно бухнула подпружиненная дверь кабинета, сотрясла коробку и стену, затем на удалении хлопнула дверь запасного выхода, тоже неслабо.

— Собирайся, художник! А то аттракционы закроются, — потирая затёкшую поясницу, Саша трудно поднялся со стула.

Звонок следователя застал его на оживлённом перекрёстке Ленина-Шмидта. Кораблёв принял вызов.

— Александр Михайлович! — баритон, вырвавшийся из решётки динамика, ликовал. — Вы, как всегда, правы!

Красный глаз светофора по вертикали сменился жёлтым.

— Я перезвоню, — нажав «отбой», Кораблёв бросил телефон на пустое «командирское» сиденье и тронулся за маршруткой, сзади подпираемый чёрным джипом, из салона которого, сотрясая тонированные стёкла, рвался тяжёлый рок.

Ребёнок на заднем сиденье дисциплинировал. Не будь его, Саша не прервал бы разговора.

Оказавшись в парке, Антошка потянул отца за руку по центральной аллее в сторону детской железной дороги. Едва успевая за шустриком, Кораблёв набрал номер следователя.

— А ты, Кирилл, сомневался, в правоте начальника? — подколол, услышав торопливое «да-да, слушаю».