Реверс

— Проходите, Василий Иванович. Только потише, пожалуйста, — Кораблёв, улыбаясь, показал на сидевшего в кресле Антошку.

Мальчик снизу вверх настороженно разглядывал ворвавшегося в кабинет дядьку. Выглядел тот колоритно. Можно было подумать, будто голову его венчает пышный парик или даже небольшая папаха. Люди, впервые видевшие Сапегу, не сразу понимали, что это шапка волос. Густейшая смоляная объёмная шевелюра. Натуральная! Усы Сапега прежде подбривал на английский манер — фасонными острыми стрелочками. А с недавних пор отпустил толстую запорожскую подкову. Крепкий подбородок убойщика обметала иссиня-сизая щетина, казавшаяся трёхдневной. Между тем, брился он утром, тщательно, фирменным «жиллеттом».

Сапега был в полосатой тенниске навыпуск и сужающихся книзу летних брюках.

Антошка не сводил распахнутых глазёнок с гостя. Тот уселся за приставной столик, лицом к хозяину кабинета, а к мальчику — полубоком. И тотчас из-под полы его рубахи вылезла коричневая пистолетная кобура.

«Бармалей!» — осенило Антошку.

На днях папа с мамой по очереди читали ему книжку про злого африканского разбойника. На иллюстрациях тот имел такие же чёрные лохмы, большущие усы и такую же тельняшку. В одной руке он держал пистолет, а в другой — здоровенный острый нож. У Бармалея, прибежавшего на папину работу, ножика не было видно. Может, он спрятал его в кармане?

Рядом был папа, и мальчик не испугался разбойника. Он знал, что его папа не только самый главный в городе, но и самый сильный. Антошка повернулся к журнальному столу и, стараясь не шуметь, подвинул к себе листок бумаги и цветные карандаши. Опасливо косясь на Бармалея, мальчик начал рисовать его в полный рост. Картинку он покажет в садике ребятам и воспитательнице Елене Сергеевне. Пусть все узнают, какой он храбрый.

Тем временем Бармалей вёл с папой переговоры. Разговаривал он хрипло (наверное, наелся холодного мороженого) и очень быстро. Сто слов в минуту, как бабушка Капа говорит. Папа слушал разбойника внимательно. Папа умный, его не обманешь…

— Я Сутулову навешал люлей! Эко дело, прокатились взад-вперёд до Ярославля. Скоро Борисыч нарисуется, как миленький. К тёще в деревню он, видите ли, поехал! У Петрушина мобила молчит. К гадалке не ходи, он уже пузырь в одну харю выжрал и валяется поперёк кровати, — Сапега раскинул руки, уронил на грудь голову и дурашливо высунул язык, наглядно показывая, в какой непотребной позе лежит сейчас Валера. — Отработанный материал. Дембель! Заменщика ему я подобрал толкового, не беспокойтесь. Рязанцева, кстати, я тоже поднял. Нехай поработает студент на благо Отечества. Юрий Фёдорыч розыск нагнул по полной. В отделе Калёнов и пять оперов ждут команды «фас». Хватит нам сил? Вы говорите, Александр Михалыч, не стесняйтесь… Нарастим, сколько надо!

Кораблёв ответил — людей достаточно, нужно определиться с приоритетами.

— Что реально сделать сегодня? Следователь с экспертом повторно осматривают машину Жидких.

Начальник ОРЧ открыл ежедневник, жирно вывел цифру «1» и написал: «Осмотр БМВ».

Сапега не всегда был ручным. Когда в конце девяностых его поставили на линию убийств, он прокуратуру не праздновал. Всё делал по-своему, культивировал кулак. Пёр напролом, как танк. В других районах с ним старались не связываться, но в Остроге коса сразу нашла камень. Заместитель прокурора Кораблёв, несмотря на свою молодость, не пошёл на поводу у лихого рубаки по прозвищу «Чапай». Межведомственные трения переросли в серьёзный конфликт, от которого страдал результат. Кораблёв вёл борьбу методично, опирался на букву закона и вышел из длившейся больше года свары победителем. Сапега зализал дисциплинарные раны и смирился с мыслью, что кукловодом для Острожских следаков ему не бывать. Он признал в Кораблёве равного партнёра. По-крайней мере, вид такой делал.

Раздался очередной стук в дверь. Спросив разрешения, через порог широко шагнул Рязанцев.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — отдавая дань субординации, сперва он поздоровался с Сапегой, и только потом — с Кораблёвым.

Лицо старлея от ночных зубрёжек осунулось и посерело.

— Сдали сессию? — Кораблёв проявил интерес к неслужебным проблемам оперативника.

— Половину. Ещё неделя, — ответ последовал краткий.

— Выходите скорее, Андрей Владимирович, туго без вас, — и.о. прокурора говорил с приязнью.

Рязанцев молча кивнул. В первой половине дня он сдал самый трудный экзамен — «уголовное право». И оценку получил не «удовлетворительно», а «хорошо». Единственный из всей группы правильно решил задачу про квалификацию действий Жулина, пытавшегося из обреза убить Кузнецова. Зловредный доцент Бахтияров констатировал, что на его памяти впервые сотрудник уголовного розыска смог узреть подводные камни в условиях задачи. От публичной похвалы у Андрейки олимпийскими факелами вспыхнули уши…

Сапега сказал, что они с Рязанцевым берут на себя Жидких.

— Навалимся двойной тягой. Один злой, другой добрый!

Кораблёв подумал, что можно не уточнять, кто какую роль будет играть. Амплуа понятны. Озвучил свою идею про перстень убитой бухгалтерши.