Реверс

Стремительно ретировался за угол. Хлопнула автомобильная дверь, заурчал мотор, не включая фар, отъехала машина.

«Номер, номер запомнить», — в кровь исцарапанный Миха былинкой раскачивался на поребрике.

Из сумрака вышла спасительница, оказавшаяся квартирной хозяйкой.

— Живой ли?

— Да вроде…

— А нечего котовать! Верка мне звонила, доложила, что ты запил. У-у, мужики, одно у вас на уме!

— Тёть Шур, а кто такой «Билан»? — Маштакова, как обычно, интересовало второстепенное.

— Будто не знаешь? Главный по телефонам! Иди уже домой!

— Я за сигаретами с вашего разрешения сбегаю?

— Мало получил?! Щас ещё схлопочешь!

По будням ночная жизнь водилась на проспекте, в ту сторону и следовало топать. Миха по необъяснимой причине похилял в противоположном направлении. Туда, где скрылся усатый агрессор.

Голова трещала и кружилась, ноги выписывали кренделя. Всего ничего Маштаков отошёл от дома, а уже заблудился. Уличного освещения на районе не водилось со времён развитого социализма. Кроны деревьев загораживали окна домов, в которых кое-где сквозь шторы робко сочился электрический свет. Небо было зашторено наглухо, ни звёздочки. Миром правила адская темень.

Дважды он спотыкался и с руганью падал. Оба раза чудом успевал выставить вперёд руки. В кровь содрал ладони, но жизненно важные части тела сберёг. Боли не чувствовал, общий наркоз действовал эффективно.

В результате сложного маневра Миха выбрался на проезжую часть неизвестной улицы. Впереди маячил соломенно-жёлтый глаз. Сообразил — это фары автомобильные слились в одно пятно. Машина прыгала на асфальтных ухабах, и конус света подлетал вверх-вниз. Через несколько секунд он приблизился настолько, что стали различимы специфические контуры патрульного УАЗа.

Маштаков неистово замахал рукой. Переключив свет фар на ближний, водитель уазика начал притормаживать.

— Парни, меня отоварили! — кинулся на капот пострадавший.

28

08 июня 2004. Вторник.

06.00–07.30

Знакомый покойник снится к хорошему. Это Маштаков знал доподлинно. Поэтому, увидев над собой костистую физиономию Витька Сидельникова, бодрости духа не утратил.

Витек радостно щерился фиолетовыми дёснами. Верхняя была совершенно голой. По бокам нижней торчали два кариесных клычка.

— Нелегко приходится в царстве Аида? — спросил Миха, удивляясь, как логично он рассуждает во сне. — Последние зубы, гляжу, растерял.

— Гы-ы, Николаич! Вот не думал не гадал в трезвяке с тобой пересечься!

— В каком трезвяке? — Маштаков сделал попытку сесть, однако не смог даже шевельнуться.

Это дополнительно убедило его, что события происходят не в реале. В сновидениях всегда так — хочешь что-то сделать, а не можешь.

— Погоди малёха, я тебя развяжу, — присев на корточки, Витёк завозился у изголовья. — Капитально суки ласты завернули!

Для того, чтобы встать, ему потребовалось опереться ладонями на острые коленки и сделать несколько ломаных движений.

Он выпал из поля зрения, и тут же раздался глухой стук по металлу.

— Гражданин начальник! Развяжи клиента! Положняковые два часа прошли! Зуб даю, боле он не будет барагозить!

— А я барагозил? — стыдливо поинтересовался Маштаков.

— В допустимых пределах, Николаич. Жертв и разрушений нет!

Лязгнуло железо, взвизгнули несмазанные петли, протопали сапоги, звонко цокая по камню стальными подковками. Детина в серой форме без усилий выполнил операцию, которую минуту назад тщился совершить Витёк.

Миха пошевелил руками. Они слушались, но плохо. Потребовалось неимоверное усилие, чтобы переместить их из-за головы в положение «вдоль тела». Заныли запястья, а пудово набрякшие кулаки зачесались, будто нахлёстанные крапивой.

«Трезвяк — это медицинский вытрезвитель, — осенило Маштакова.

— К буйным пациентам там применяют мягкие вязки».

Пока он занимался аналитикой, человек в сером рассупонил ему ноги. Левая конечность рывком, как у марионетки, слетела на пол. Стукнулась пяткой. Боль стрельнула такая дикая, что из глаз брызнули искры. Миха выругался.

— Ещё раз гавкнешь, падла, я тебе «ласточку» заделаю! — отреагировал на обеденную лексику амбал.

Что такое «ласточка», Миха знал. Это когда задержанного кладут на живот, руки туго связывают сзади и притягивают к стреноженным ногам. Популярный в милиции приём не уступал методам средневековой инквизиции.

«А ведь я не сплю», — расстроился Маштаков.

Витёк помог ему усесться на топчане, обитом вытертой клеёнкой. Из одежды на мужиках были только трусы.

Подлинность Сидельникова подтверждали особые приметы. На впалой груди синел наперсный крест. Левое плечо украшал витой эсэсовский погон, символ лагерного отрицалы.

Наколки были заслуженные, за ними стояло шесть ходок в ИТК. В парнях Витя был авторитетным жиганом, откликался на погоняло Зефир. Завербовал его Птицын, будучи старшим опером. Документы на конфиденциальное сотрудничество оформлялись двенадцатого апреля, по этой причине и родилось псевдо «Космонавт».