Рецидив

– Ты лжешь! – прикрикнул я на него, – Раскаянье должно быть искренним! Тот бедолага просто хотел помочь тебе, его так же тяготило ромейское серебро и он хотел помочь вам обоим! А ты, чем ты отплатил ему?.. После этого разве можешь ты называться сыном Яхве?!

– Господи, господи… – вторая рука калеки, пытавшаяся безуспешно разжать мои пальцы, закрыла обезображенное лицо, – Прости меня господи за никчемное убийство…

Я выпустил его руку и она, как и другая, потянулась к лицу – прокаженный убийца плакал. Моя рука накрыла его склоненную голову, я чувствовал, как вместе со слезами из него выходит и болезнь.

– Как тебя зовут, добрый человек?

– Иуда… – расслышал я сквозь громкие всхлипы.

– Ты теперь свободен от своего наказания! – сказал я ему, поднимаясь на ноги, – Но никогда больше не убивай из прихоти, как язычник! Ведь ты, Иуда, человек Господа, а Ему такие прихоти приносят страдание!..

Я подал руку рыдающему калеке, и оглянулся. Вокруг себя я увидел много просто одетых людей, которые смотрели на меня кто с ужасом, а кто с восторгом. Иуда, ухватившись за мою руку, тяжело поднялся, ноги пока еще плохо его слушались, шерстяной капюшон упал с его головы и все стоявшие вокруг дружно ахнули. Уродливые наросты на лбу и лице бывшего калеки быстро уменьшались; веки больше не нависали над глазами, делая из них узкие щелочки; пальцы распрямлялись, прямо на глазах!

– Помоги мне! Нет, мне! – послышалось из толпы собравшихся вокруг, – У меня мать больна! А у меня всегда тяжесть за грудиной!..

– Подождите, добрые люди! – обратился я к ним, – Сначала принесите мне ведро проточной воды и ведро с помоями, мне надо очиститься!..

На закате я возвращался в Общину, уставший до полного опустошения, но подойдя к проходу в низеньком заборчике, заметил высокую, тощую фигуру в грубой шерстяной накидке, неотступно следовавшую за мной.

– Иуда, это ты? – обернулся я к преследователю.

Человек быстро приблизился и упал передо мной на колени.

– О, адони50, не прогоняй, прошу! – поднял он на меня лицо молодого человека с редкой бородой, – Мне некуда идти, у меня никого нет! Дай мне следовать за тобой везде! Когда-то я был воином и прозывали меня Зэев51…

Учитель был рад моему экзамену и недоволен поведением!

«Эммануил, Я не сомневался в твоих силах, ты достойнейшее приобретение для нашей Общины! Теперь ты можешь найти себе жилье неподалеку и лечить, как полагается, за деньги, но с каждого вылеченного ты обязан будешь приносить десятую часть в Общину! И еще, Эммануил! Я заметил, что ты привел с собой ученика!?»

«Учитель, это первый вылеченный мной от проказы, его зовут Иуда, и он мне не ученик!» – ответил я карлику.

«Запомни, Эмил! Моим ученикам запрещается брать себе учеников, если же кто-то нарушает это правило, то посмотри, что становится с ними».

И я увидел, как в сумерках стая диких зверей, похожих на собак, раздирала человеческое тело у основания высокой каменной стены.

Все мое существо восстало против этого! Как может учитель, сам, проповедовавший божественные истины, запрещать распространение важных для людей знаний!?

«Ты негодуешь… А ведь я не просто так устанавливаю такие запреты! Вначале я позволял ученикам распространять мои знания, но закончилось это весьма плачевно, смотри…»

Чья-то живая рука лежала на мертвом теле, из перерезанного горла еще текла кровь… И тут я почувствовал, как рука стала источать силу жизни, наполняя ею мертвеца, который, мгновение спустя, поднялся, подобрал с земли шипастую дубину и вышел на улицу, где кипела драка. Через малое время, шум боя сменился криками ужаса и хрипом умирающих, а еще через мгновение, оживший мертвец, вернулся и занес над моей головой окровавленную дубину.

«Эти знания, в темных руках, при достаточной силе, способны натворить немало бед… Поэтому, только я сам выбираю учеников!»

Мне пришлось согласиться с мудрым карликом. Позже, анализируя его образы, и свои видения в Пещере испытаний, мне стало все ясно.

Я нашел себе маленькую хижину, на окраине иудейского квартала Александрии и стал лечить нуждающихся. Я старался чаще отвечать на зов бедняков, а богатых, обещавших большие дары – игнорировал. Иуда Зэев отъелся и, сродни легендарному Самсону, похвалялся не малой силой. Он соорудил соломенный навес перед входом, позаимствовал из дома тюфяк и словно верный пес сторожил у моих дверей. Я не смог установить с ним мысленную связь, как со своими ребе, но это не помешало нам крепко сдружиться.

– Иуда, не называй меня господином, – просил я его, – Господин, это тот кто приказывает, а я не хочу никому приказывать, я могу только просить тебя. Называй меня по имени, Эммануилом.

– Хорошо, адони Эммануил! – поклонился мне с улыбкой верный друг, – Я не могу называть тебя по другому, потому что ты подарил мне новую жизнь, заставил по иному взглянуть на мир.

Однажды, после полудня, мой Иуда постучал в дверь.

– Адони! – позвал он, – Тебя просят добрые люди, выйди, пожалуйста!

Люди позвали меня на торговую площадь, где в тени навеса были разложены тела местных торговцев истекавших кровью. Некоторые из них были уже мертвы.