Решающее лето

— Мне нравятся два-три полотна, которые есть у Клода, — ответил он серьезно. — Я люблю время от времени смотреть на них.

Это было верно. Как ни странно, у Эвана было врожденное чутье в живописи. Недавно он купил репродукцию понравившейся ему картины Суэйна «Биллиардная в кабачке». Картина действительно была необычной по свету и композиции: падающий сверху сноп света от лампы, скрещенные кии на зеленом сукне — все это создавало особую, непередаваемую атмосферу.

— Вот Суэйн, пожалуй, мне понятен, — заметила миссис Шолто, словно тоже вспомнила эту картину. Хотя год или два назад она и его относила к разряду «заумных модернистов». — Кстати, как он? Презабавный человек.

— На прошлой неделе угодил в полицейский участок за нарушение общественного порядка в нетрезвом виде, — ответил я. — С ним это случилось впервые, и он клянется, что больше не повторится.

Эван громко расхохотался.

— Вот уж не ожидал от Суэйна!

— Да, это на него не похоже. Лечился ромом от простуды.

— Все вы так говорите, — заметила миссис Шолто.

— Но это действительно так. Кроме пива, он вообще ничего в рот не берет.

— Ну и как, вылечился? — поинтересовался Эван.

— Нет. Оказался грипп. Теперь Клеменси не разговаривает с ним.

— Почему?

— Опозорил.

— Вот уж не думала, что представители богемы столь дорожат общественным мнением, — заметила миссис Шолто. Блики света, похожие на серебристые зернышки ячменя, заиграли на ее увядших щеках.

— Вот это новость! Суэйн напился и попал в полицейский участок! Никогда бы не поверил! — веселился Эван, явно довольный тем, что у кого-то из моих друзей неприятности. Но что же он все-таки натворил?

— Ничего особенного. Просто уселся на тротуаре и стал петь. Как я понимаю, полицейскому не удалось отправить его домой. Ему нравилось сидеть на тротуаре. Сейчас он и сам не меньше Клеменси мучается.

— Неужели? Почему же?

— Потому что теперь он знаменит. А цена успеха в наши дни — это известное соблюдение общепринятых норм и приличий. И Суэйн это прекрасно понимает. К тому же он терпеть не может ром.

Представив Суэйна сидящим на тротуаре, Эван не мог удержаться от нового взрыва гомерического хохота. На этот раз он смеялся так долго, что встревоженная миссис Шолто попросила меня принести ему стакан воды, а Чармиан, появившаяся в дверях спальни с заплетенными на ночь косами, с упреком сказала, что мы разбудили ребенка.

— И ты тоже, Клод, — произнесла она с укоризной, словно ждала этого от кого угодно, только не от меня.

Я ушел домой, сопровождаемый совсем ненужными мне заверениями миссис Шолто и ее сына, что они обязательно придут на открытие галереи Крендалла.

Однако они не пришли, как и очень многие из тех, кого мы действительно ждали, ибо девятнадцатого марта с самого утра зарядил дождь и не прекращался весь день. Забежала на часок Чармиан, пришел Суэйн с Клеменси и друзьями. Открытие галереи из торжественного и официального события превратилось в интимную встречу друзей, что вполне устраивало меня, но, разумеется, не Крендалла.

На второй день посетителей было несколько больше, а на третий мы даже продали пару картин. В течение часа были куплены картины Суэйна «Игра в крикет» и его же акварель «Игра в шары». После четырех часов наступило затишье. Крендалл ушел выпить чашку чаю, а я, усевшись за стол, стал просматривать книгу отзывов и счета от продажи в этот день. Вошли трое и разбрелись по залу. Я почти не замечал их, лишь изредка до меня доносились приглушенные голоса, как вдруг чей-то мягкий, несколько смущенный голос произнес над моим ухом:

— Здравствуй, Клод.