Репутация плохой девочки

Ничто не изменит нашего детства, потерянных лет без материнской ласки и любви. Боль и мучения от взросления происходили в полной уверенности, что само рождение, к которому, по сути, мы не имели никакого отношения, было причиной ее ненависти к нам. Но болезненное признание папы, это новое печальное знание во многом меняет то, что я сейчас чувствую к ней. То, как я смотрю на нее теперь.

И как я смотрю на себя.

Глава двадцать девятая

Эван

В воздухе витает что-то неуловимое. Мы с бригадой занимаемся ремонтом дома, пострадавшего от шторма, и с обеда ребята ведут себя странно. Я ловлю на себе взгляды, брошенные украдкой, слышу вкрадчивый шепот. Когда я вхожу в комнату, они замолкают, и все же постоянно ощущаю, как на меня пялятся. Одним словом – жуть. Очень напоминает сцену, где инопланетяне дружно поворачиваются и идут атаковать свою незадачливую жертву. Клянусь богом, если кто-нибудь попытается вставить мне зонд в задницу или наблюет какой-то странной субстанцией прямо в горло, я возьму кувалду и со всей силы ударю тому по яйцам.

В главной ванной на втором этаже я застаю Алекса – своего начальника смены, – склонившегося над телефоном, вместе с парнем, который должен устанавливать новую ванну.

– Грейди, я почти уверен, что ты выставил нам счет примерно за тридцать часов сверхурочных на той работе в Поппи-Хилле, – громко говорю я, и парень в ванной вздрагивает и засовывает телефон в карман. – Как, по-твоему, отреагирует Леви, когда я скажу ему, что ты торчишь здесь с телефоном и дрочишь?

– Понял тебя, босс. Без проблем. Все будет… – Грейди указывает на ванну, раковину и унитаз, которые осталось установить. – Собираюсь закончить с этим сегодня. Не волнуйся.

Удивительно, какими сговорчивыми становятся люди, когда твое имя значится в их зарплатных чеках.

Я киваю начальнику смены – молодому парню, за которого я поручился, – чтобы он следовал за мной по коридору. Мы с Алексом заходим в одну из пустых спален, где я прищуриваю глаза.

– Что, черт возьми, со всеми сегодня происходит?

Он медлит с ответом, снимает бейсболку, чешет затылок, а затем поправляет ее, надеясь, что, возможно, за это время я забуду свой вопрос. У меня от этого сводит зубы.

– Ради всего святого, в чем дело? – требую от него ответа.

– Да, эм, ну… – Ох, боже, дай мне сил. – Ну, ходят слухи, что Женевьеву арестовали. За наркотики или типа того.

– Что? – По моему телу пробегает холодная волна. – Когда?

– Прошлой ночью. Ну, поговаривают, мол, ее поймали на передаче килограмма дури агенту под прикрытием на набережной, но это всего лишь болтовня. Как я слышал от своей двоюродной сестры, которая вчера вечером работала в баре, какой-то полицейский нашел наркотики в ее сумочке, только она сказала ему, что это была не ее сумочка. Короче, та девушка, Трина, искала Джен после этого.

Проклятье.

– Мы не знали, слышал ли ты, – продолжает Алекс, – поэтому ребята…

– Ясно, ладно, – отмахиваюсь я. – Просто возвращайтесь к работе. И скажи, чтоб убрали свои чертовы телефоны. Никаких денег за безделье.

Трина.

Ну, конечно.

Я должен был предвидеть это. Мне, как никому другому, известно, в какое дерьмо умеет вляпываться эта девчонка. Горло обжигает гнев, по большей части направленный на самого себя. Неужто я думал, будто, если я подтолкну Джен к ней, из этого выйдет что-то хорошее? Особенно, когда чертов Рэндалл шляется поблизости, мечтая повесить что-нибудь на Джен. Если бы я подумал об интересах Женевьевы вместо своих, то предвидел бы это.

Вот дерьмо.

Неудивительно, что она сбежала от меня. Подобный поворот событий был слишком предсказуем. Джен испробовала все, кроме удара бейсбольной битой, чтобы держать меня подальше от себя. И, как оказалось, несмотря на все мои попытки доказать, будто она слишком остро на все реагировала и что из нашего воссоединения ничего плохого не выйдет, я доказал ее правоту при первом же удобном случае. Я был так поглощен отстаиванием своей правоты, переубеждением ее, что даже не подумал о дурных последствиях.

Каким же гребаным эгоистичным придурком надо быть?

Это просто огромная неприятность из всех возможных. Джен заковали в наручники. Скорее всего, преступник просто вышел из бара на глазах у половины города и сотни туристов. А ее провели через полицейский участок и унизили те же придурки, которые всю жизнь твердили ей, что она ни на что не годна. Должно быть, Джен была сама не своя.

И именно я подтолкнул ее к этому.

Я потратил столько времени на попытки убедить ее, что буду вести себя хорошо ради нее и сделаю ее жизнь лучше. Что за чертова шутка.

Несколько часов я не могу покинуть рабочее место, чтобы повидаться с Джен. В течение всего дня я мучился вопросом, стоит ли звонить ей, но в конце концов решил, что разговаривать по телефону будет более оскорбительно, нежели ждать возможности сделать это лично. Или, может, я трус, который надеялся, что небольшое промедление поможет придумать, что ей сказать.

Я все еще в растерянности, когда подъезжаю к ее дому.