– Да. – Во всяком случае, настолько в порядке, насколько это возможно. Когда я замечаю бумажный пакет и чашку с кофе, стоящие на углу стола, я приподнимаю бровь. – Это для меня?
– Да, я кое-что принес, – подтверждает папа. – Подумал, что ты, наверное, проголодалась.
Я открываю пакет и вдыхаю аромат двух жирных сэндвичей с колбасой и яйцом. Я не ощущаю вкус, когда запиваю их горячим черным кофе, но сразу чувствую себя лучше. Туман в голове рассеивается, желудок больше не ноет от голода. Хотя мне очень нужно в туалет.
– Позвольте сказать, – говорит шериф Никсон, – что я сожалею обо всей этой путанице.
Начало неплохое.
– Я взглянул на сумочку, – продолжает он. – Удостоверение личности, кредитные карты и другие личные вещи явно принадлежат молодой леди по имени Катрина Четник.
Я перевожу взгляд на отца.
– Это я и пыталась ему сказать.
Папа кивает, затем прищуривается и смотрит на мужчину за столом.
– Сидеть рядом с сумочкой в переполненном баре – это не преступление. Правильно?
– Правильно. – К чести шерифа, он тоже выглядит раздраженным всей этой историей. Раздражен тем, что его притащили сюда в воскресенье расхлебывать последствия, учиненные его сотрудниками. – Мы приложим все усилия, чтобы найти владелицу.
Это означает – проблемы Трины только начинаются. Но я не могу сказать, что меня это сильно волнует. Проведя ночь в тюрьме, я не собираюсь защищать ее. Она знала, чем рискует. Оглядываясь назад, я понимаю, что с ее стороны было дерьмово вообще оставить меня там.
Раздается резкий стук в дверь. Секунду спустя входит Расти Рэндалл. Очевидно, его вызвали из дома – он одет в футболку и джинсы, и я испытываю некоторую радость от мысли, что его разбудил срочный звонок с сообщением от шерифа: «Тащи сюда свою задницу».
Рэндалл оценивающе смотрит на меня, потом на моего отца. Ничто в этой сцене, по-видимому, нисколько не смущает его. Уперев руки в бока, он встает в центр комнаты.
– Вам нужно было меня видеть, сэр?
– Расти, мы отправляем мисс Уэст домой с нашими искренними извинениями за доставленные ей хлопоты. Ты позаботишься о всей бумажной волоките. Я хочу, чтобы в конце дня отчет лежал у меня на столе.
– Хорошо, – говорит он напряженным голосом.
– Есть что сказать? – спрашивает шериф, склонив голову набок.
Рэндалл даже не поворачивается в мою сторону.
– Я действовал исходя из вероятной причины ареста. Мои действия были вполне уместны. Безусловно, я уважаю ваше решение и немедленно займусь оформлением документов.
Но мы оба знаем, что он скорее эпиляцию ног сделает, чем извинится или признает, что был неправ. Впрочем, для меня это не имеет особого значения, поскольку мне совершенно наплевать, что думает этот человек.
– Ронан, – произносит шериф Никсон, – отвези-ка ее домой. И мисс Уэст… – он мгновение смотрит на меня. – Полагаю, что не увижу вас здесь снова.
Не уверена, как стоит понимать его слова. Имеет ли он в виду, что проконтролирует незаконные аресты, или ожидает, что я испугаюсь? В любом случае – нет, я никогда больше не окажусь здесь. Если это будет зависеть от меня.
– Ни за что, – соглашаюсь я.
Несмотря на то что с меня сняли все обвинения, поездка домой только усугубляет мой стыд. Возможно, меня арестовали незаконно, но отцу все равно пришлось утром первым делом звонить шерифу, дабы вызволить свою единственную дочь из тюрьмы. Для меня это было унизительно, но, подозреваю, и для него тоже.
– Прости. – Я осторожно изучаю его профиль.
Папа не отвечает, усиливая мое чувство вины.
– Я понимаю, все мои поступки отражаются на тебе и на бизнесе. И хотя наркотики были не мои и я их не употребляла, все равно я поставила себя в ужасную ситуацию. Я знала, что мне следовало сразу уйти. Ведь, давай будем честны, пару лет назад эта сумочка могла бы запросто оказаться моей.
– Во-первых, – говорит отец, – я не злюсь.
Он смотрит на дорогу, двигая челюстью, будто пытается привести в порядок мысли.
– Конечно, ты делала ошибки. Однако пара лет – долгий срок, и ты уже не та девушка. – Его голос смягчается. – Я бы пришел туда, что бы ты ни сказала. Ты моя дочь, Женевьева. – Папа смотрит на меня. – Но давай внесем ясность. Я не сомневался, что ты говоришь правду. Не думай, что я не заметил, как ты изменилась. И это очень важно.
Эмоции сдавливают горло. Внезапно мне в голову приходит, что я потратила так много времени, пытаясь убедить себя в собственной серьезности, что упустила момент, когда другие люди начали в меня верить. Папа. Друзья. Эван.
Комок в горле становится все больше, и мне пока не удается его сглотнуть.
– Я не хотела, чтобы ты подумал, будто это какая-то игра или бегство от самой себя. Что это из-за мамы или чего-то еще… – Слова замирают у меня на языке. Он не обращает внимания на упоминание о ней, о чем я немедленно сожалею. – Но это совсем не так. Я очень стараюсь стать лучше, относиться к себе серьезнее и заставляю других делать то же самое. Я бы никогда не поставила это под угрозу, особенно теперь, когда скоро приступлю к новой работе.
Папа медленно кивает.