Репутация плохой девочки

В момент, когда он захлопывает дверцу машины, его губы растягивает садистская улыбка, которую я буду помнить до конца своих дней. И я сотру ее с его самодовольной рожи, даже если это станет последним, что я сделаю.

* * *

В офисе шерифа я сижу на пластиковом стуле у стены в конце узкого коридора вместе с пьяницами и нарушителями общественного порядка, проститутками и другими взбешенными жертвами сегодняшней облавы.

– Эй! – Парень из братства с окровавленным носом в конце ряда кричит на проходящего мимо помощника шерифа. – Эй! Дай позвонить отцу. Слышишь меня? Мой отец надерет тебе задницу.

– Мужик, заткнись. – Через несколько стульев от нас парень с подбитым глазом смотрит в потолок. – Никому нет дела до твоего глупого папаши.

– Ты мертвец. Вы все мертвецы, гребаные идиоты. – Парень из братства ерзает на своем стуле, и я понимаю, что они приковали его к нему наручниками. – Когда мой отец приедет сюда, вы все пожалеете!

– Чувак, – говорит мистер Подбитый Глаз. – Я уже сейчас сожалею. Если мне придется и дальше слушать это бабское нытье, кто-нибудь, просто дайте мне пистолет. Я сам себя пристрелю.

Я устала, проголодалась, и мне хотелось в туалет с той минуты, как Рэндалл забросил меня в патрульную машину. Нога дергается от беспокойного ожидания. Мысли проносятся со скоростью мили в секунду. Я представляю, как Трина заходит внутрь и обнаруживает, что ни меня, ни ее сумочки нет, и гадаю, поняла ли она, что произошло. Размышляю о шансах – связалась ли она с моим отцом или одним из моих братьев, учитывая, что ее телефон, скорее всего, сейчас находится в хранилище для улик. Потом я понимаю – если она все поняла, то не вернется за мной. Трина свалит из штата к чертовой матери, пока копы не вытащили ее водительские права из сумочки и не отправились искать и ее тоже.

– Ты славно справляешься. – Женщина в майке с блестками и мини-юбке сидит рядом со мной, такая расслабленная, будто познавшая нирвану. – Не волнуйся. Это не так страшно, как показывают по телевизору.

– Когда мы сможем кому-нибудь позвонить? Нам же позволят сделать звонок?

По иронии судьбы, сколько бы раз ни попадала в неприятности, я никогда раньше не оказывалась в этом полицейском участке. Учитывая мой предыдущий образ жизни, мне, вероятно, следовало приложить чуть больше усилий, дабы разобраться в тонкостях системы уголовного правосудия.

В ответ женщина откидывает голову и закрывает глаза.

– Устраивайся поудобнее, милая. Это может занять некоторое время.

«Некоторое время» – это мягко сказано. Только на то, чтобы снять отпечатки пальцев, уходит больше часа. Еще час – на фотосъемку. Очередной час ожидания. Такое чувство, будто каждый помощник шерифа, который присутствует в участке, подходит поглазеть на меня – у каждого на лице веселье или самодовольное удовлетворение. Я узнаю некоторых из них: они грозили мне пальцами и насмехались, пока я училась в средней школе. От этих кретинов у меня появляется внутреннее ощущение бессилия, которое бывает у заключенного, хотя я всего лишь сижу в хорошо освещенном коридоре. В этих стенах у них вся власть, а у нас ее нет. Мы виноватые отщепенцы, потому что они так говорят. Недостойные уважения или элементарной человеческой порядочности. Этого достаточно, чтобы сотворить потенциального преступника даже из самого мирного жителя пригорода.

Предстоит еще час бумажной волокиты и еще больше сидения без дела, прежде чем нас, наконец, поместят в камеры предварительного заключения. Мужчин и женщин разделяют. Когда я сажусь на скамейку рядом со спящей бездомной женщиной, мои запястья болят, они покрыты синяками. В углу светловолосая туристка, вероятно, примерно моего возраста, тихо плачет, уткнувшись в ладони, в то время как ее подруга сидит рядом со скучающим видом. Металлический унитаз и раковина на дальней стене пахнут так, словно в них смывается дерьмо из всех туалетов в барах Авалон-Бэй. Идти туда вообще не хочется.

Где-то посреди ночи звук моего имени вырывает меня из размышлений о пятнах на полу. Я бросаю взгляд на железные прутья и чуть не начинаю рыдать. Это Харрисон. В униформе.

Да уж, видимо, эта ночь была недостаточно унизительной.

Я неохотно иду встречать его у входа в камеру.

– Весьма уместно, правда? Как в шоу «Свидание вслепую».

– Я услышал, что ты здесь, и пришел, как только смог. – Бедняга выглядит искренне обеспокоенным. – Ты в порядке? Кто-нибудь плохо с тобой обращается?

Не знаю, спрашивает ли он о людях внутри этой камеры или снаружи.

– Я в порядке, учитывая обстоятельства, – криво улыбаюсь ему. – Наверное, ты не можешь случайно уронить ключ и уйти.

– Могу, – он понижает голос до театрального шепота, – но тебе придется придумать, как сделать так, чтобы это выглядело убедительно. А я бы сказал им, будто ты одолела меня, когда я пытался тебя остановить.

– А если серьезно, как тут все заведено? У меня есть деньги. Если ты внесешь за меня залог или что-то в этом роде, я все тебе верну. Они даже еще не разрешили мне кому-нибудь позвонить.

Он отводит взгляд со вздохом разочарования.